— Поставьте мой завтрак на поднос, — приказал гофмаршал, — и несите за мной в мой рабочий кабинет: я хочу побыть один.
Он вышел. Костыль его стучал о паркет, а связка ключей у пояса Лен и посуда на серебряном подносе звенели ему в такт. Душа гофмаршала кипела гневом; женщина же, покорно и молча следовавшая за ним, трепетала от радости, но и от негодования. Охотнее всего она вылила бы шоколад под ноги этому «желтому скелету» во фраке, который осмелился так дурно отозваться о чистом ангеле.
В ту минуту, когда за вышедшими захлопнулась дверь, Лиана, стоявшая все время в оконной нише, быстро подбежала к Майнау и, взяв его правую руку, поднесла ее к губам.
— Что ты делаешь, Лиана! — воскликнул он, отнимая руку.
Но вдруг лицо его просветлело, он раскрыл объятия, и молодая женщина в первый раз доверчиво прижалась к его груди.
Лео, бледный от удивления, стоял, сцепив за спиной руки; он, который всегда свободно высказывал свое мнение, безмолвно смотрел теперь на эту необыкновенную сцену. Лиана с улыбкой притянула его к себе, и он и ревниво, и ласково обнял маленькими ручонками ее за талию. Эти три прекрасные фигуры представляли группу, достойную служить олицетворением семейного счастья, мира и согласия.
— И все-таки мне завтра же придется расстаться с вами, — уныло сказал Майнау. — После всего, что произошло, ты не можешь оставаться здесь, Лиана, а я не могу оставить Шенверт, пока не будут решены насущные вопросы и не окончится борьба.
— Я останусь с тобой, Майнау, — сказала она решительно. Лиана знала, что его неминуемо ожидают ужасные открытия, а потому в эти тяжелые минуты ее присутствие было необходимо. — Ты говоришь о борьбе, но неужели я должна оставить тебя одного? Я и здесь могу жить так же изолированно, как и в Волькерсгаузене; с гофмаршалом мне нет более надобности встречаться.
— Один раз тебе все-таки придется с ним встретиться, — прервал он ее и с любовью убрал с ее лба прядку. — Ты слышала, он собирается сегодня ко двору, хотя бы даже ему пришлось ползти на четвереньках. И я поеду, но это в последний раз. Лиана, можешь ли ты преодолеть себя и поехать со мной, если я буду очень просить тебя об этом?
— Я поеду с тобой куда угодно, — сказала она твердо, хотя выражение испуга промелькнуло на ее нежном лице. Сердце молодой женщины тревожно забилось при мысли, что она еще раз должна предстать пред той, кого считала своим злейшим врагом, поскольку она готова была настроить против нее все силы природы, чтобы только лишить ее занимаемого ею положения, отобрать у нее сердце, которое отдалось ей вчера навеки.
Гофмаршал оставался весь день в своей комнате, обедал один и ни разу не позвал к себе даже Лео. Прислуга замка была поражена, потому что молодой барон обедал с Лео и его новым наставником на половине баронессы… Он послал в город за доктором и сам пошел с ним в индийский домик к умирающей, и в его присутствии, со всею осторожностью и стараясь поменьше шуметь, прикрыли потолок поврежденного бурей домика, чтобы жгучие лучи солнца не падали на больную. Различные животные, населявшие «Кашмирскую долину», были заперты в их зимних помещениях, и молодой барон собственноручно перекрыл воду, с шумом струившуюся в фонтане: даже малейший шум не должен был тревожить больную.
Этого было достаточно, чтобы изменилось настроение прислуги. Умирающая женщина, которую столько лет обзывали бесполезной нахлебницей, вдруг сделалась несчастной страдалицей. Когда же барон Майнау, серьезный и довольный собой, возвратился из индийского сада, лакеи стали ходить на цыпочках по коридорам, а в конюшнях и сараях умолкли песни и смех, как будто умирающая лежала в самом замке…
Ганна тоже ходила с красными от слез глазами. Она пережила сегодня два необыкновенных события. Первое: она видела в замочную скважину, как господин барон поцеловал ее госпожу; второе: она была первый раз в жизни в индийском домике. Ее послали с чашкой бульона для Лен, не отходившей от умирающей. После этого Ганна плакала не переставая, говоря, что живет среди варваров и невежд, потому что никто, кроме суровой, грубоватой Лен, не заботился о больной, которая, что образованному человеку ясно с первого взгляда, не кто иная, как чужестранная принцесса.
