Правда, уже вскоре он вернулся. Дальнейшие действия подполья требовали согласования планов, и на 15 марта Бакинский комитет назначил проведение межрайонной конференции. Она проходила в Народном доме, и в числе ее участников, составлявших свыше 60 человек, находились Джугашвили, Шаумян, Спандарян, Джапаридзе, Азибеков.
Жандармы узнали о собрании еще накануне от провокатора. Окружив дом, полиция рассчитывала одним ударом разгромить большевистскую организацию, но этот план провалился. Охранявшие партийную встречу рабочие патрули своевременно сообщили о скоплении полиции. Извещенные об этом делегаты конференции взломали дверь и, пройдя в зрительный зал, где шел спектакль, смешались с находившимися там людьми. Возникшая суматоха позволила революционерам скрыться.
ГЛАВА 5. В БАКИНСКОМ ПОДПОЛЬЕ
Блаженны изгнанные за правду...
Евангелие от Матфея (5.10.)
Баку, где проходила деятельность Иосифа Джугашвили после 1905 года, оставался последним бастионом революции. История выявила почти объективную закономерность, что за всякой революцией, особенно при ее неудаче, неизбежно следует как в политическом устройстве общества, так и в общественном сознании период контрреволюции. Так было после 10 термидора 1794 года в восставшей Франции, так произошло в России после спада революции в 1905 году.
С подавлением революции начинается угасание взлета народной энергии, убивающее душу не только вождей, но в первую очередь людей, примкнувших к этой энергии движения. Наступает не просто разочарование, а ожесточенное брожение «пены», взнесенной на гребень мощного вала общественного взрыва. И когда этот вал опадает, на поверхности остаются пузыри и мусор термидорианства. Это термидорианство выражается в перерождении политических лидеров и их единомышленников, сбрасывающих тоги и маски радетелей народного благополучия.
Общественное признание предоставляется рвачам, часто оказавшимся у руля власти неожиданно даже для себя. В соответствии с их низкопробными вкусами: власть, деньги, вино, женщины, богатство, выставленные напоказ, — неизбежность, закономерность поражения революции. Прятавшиеся в дни общественных катаклизмов прожигатели жизни, спекулянты, казнокрады превращаются в вершителей сознания, становятся действительными хозяевами общества. На глазах умолкшего народа общественные нравы преображаются. Никто больше не интересуется политикой. Принципиальность и философские добродетели предаются забвению и осмеянию, идейным ценностям противопоставляются земные, материальные. Утверждается мнение, что смысл жизни не в служении истине, народу, а в наслаждениях. Проблемы народа теперь уже никого не интересуют...
Нравственность меняется: «женщины высшего общества, похожие на проституток, проститутки, играющие в порядочных дам». Шарлатанство, шаманство, мистическая вера в потусторонние силы: гадалки, колдуны, предсказатели, целители — все это неизбежно следует в период реакции. Реакция всегда сопряжена с падением нравов.
Так случилось после 1905 года. Среди студенчества раздался коварный призыв: «Долой революционный аскетизм, да здравствует радость жизни! Потратим время с пользой и удовольствиями». Арцыбашев сочинил своего Санина; женщины в его романе волновались, как «молодые красивые кобылы», а мужчины резвились перед ними, как «горячие веселые жеребцы». Газеты запестрели объявлениями: «Одинокая барышня ищет добропорядоч. г-на с капит. согл. позир. в парижск. стиле»; «Чуждая предрассудков интер. женщ. принимает на даче, согл. в отъезд»... Юбилеи Льва Толстого прошел под знаком «полового вопроса» — первую часть выступлений посвятили восхвалению гения, затем рассуждали о половом подборе.
«Реакция — это не только политический пресс; это опустошение души, надлом психики, неумение найти место в жизни, это разброд сознания, это алкоголь, наркотики, это ночи в скользких объятьях проститутки. Жизнь в такие моменты взвинченно обострена, она характерна не взлетами духа, а лишь страстями, ползущими по низу жизни, которая перестала людей удовлетворять. Отсюда — подлости, измены, растление».