Общие тенденции не обошли и власть имущих. В общественном закулисье страны появился Распутин. Еще 1 ноября 1905 года Николай II записал в дневнике, что «познакомился с божьим человеком Григорием из Тобольской губернии». Распутин как чирей обосновался на больном организме российского общества. «Царь для него стал «папа», царица — «мама», а наследник — «маленький». Сама императрица писала бывшему тамбовскому конокраду: «Возлюбленный мой... Как томительно без тебя... я целую руки и голову свою склоняю на твои блаженные плечи... я желаю заснуть навеки на твоих руках в твоих жарких объятьях».
Шла весна 1908 года. После побега из Сибири Иосифу Джугашвили удавалось более четырех лет благополучно избегать нового столкновения с репрессивной государственной машиной. Для профессионального революционера, находящегося в гуще событий, это было большим достижением. Казалось, сама судьба оберегает его от опасностей. Но, как обычно бывает, неудача подстерегает с неожиданной стороны.
Его взяли под стражу под чужой фамилией и почти случайно. «В ночь на 25 марта, — доносил бакинскому градоначальнику генерал-майору М. Фолькбауму Азбукин, исполнявший обязанности начальника сыскной полиции, — лично мною и чинами сыскной полиции совершен обход разных притонов, посещаемых всякого рода преступными лицами, в числе задержанных лиц оказался житель селения Маквини Кутаисской губернии и уезда Коган Бесович Нижерадзе, при котором была найдена нелегальная переписка, и поэтому Нижерадзе передан мною в распоряжение господина начальника Бакинского жандармского управления».
Среди задержанных полицией при облаве оказался и П.А. Джапаридзе. Однако если Джапаридзе был «водворен по месту звания и жительства», то — по распоряжению начальника бакинского жандармского управления полковника Козинцева — дворянин Г.Б. Нижерадзе в тот же день был заключен в тюрьму.
Основанием для настороженности полиции послужило то, что при аресте у него были обнаружены: «Резолюция представителей Центрального комитета по делу о расколе Бакинской организации РСДРП... Шесть клочков бумаги с заметками, касающимися партийной работы»; «журнал «Гудок», «конверт с прошениями» и несколько газет. В протоколе задержания, подписанном начальником сыскной полиции Азбукиным, зафиксировано, что при обыске задержанного была обнаружена также паспортная книжка, выданная 7 апреля 1906-го. Арестованный сказал, что в Баку он прибыл с родины восемь месяцев назад и вначале жил на Биби Эйбате, а затем в «Московско-Кавказском товариществе»; был конторщиком в Союзе нефтепромышленных рабочих и являлся сотрудником журнала «Гудок».
Как бы ни были незначительны изъятые при аресте «бумаги», но они привлекли внимание, и на следующий день адъютант ГЖУ поручик Алексей Боровков получил распоряжение начать «переписку» по выяснению политической благонадежности арестованного. То, что под фамилией «Нижерадзе» скрывается И.В. Джугашвили, выяснилось сразу. Конечно, занимаясь конспиративной партийной деятельностью, Иосиф Джугашвили не мог исключить возможность своего ареста и отдавал себе отчет, что рано или поздно следователи охранки установят его настоящую фамилию. Похоже, его это даже устраивало, так как уводило следствие в сторону от его более поздней деятельности.
Это было рациональной формой самозащиты; и в своих показаниях он сообщил на первом же допросе 1 апреля: «В настоящее время я не принадлежу ни к какой политической противозаконной партии или сообществу. В 1902 г. я привлекался по делам Кутаисского ГЖУ за пропаганду по делу о забастовке. Одновременно с этим привлекался к делам Тифлисского ГЖУ по делу о Тифлисском комитете социал-демократов. В 1904 г., зимой, я скрылся из места ссылки, откуда я поехал в г. Лейпциг, где пробыл около (11 месяцев). Около восьми месяцев тому назад я приобрел паспорт на имя дворянина Кайоса Нижерадзе, по которому и проживал. Обнаруженный у меня № журнала «Гудок» принадлежит мне. В журнале я состою сотрудником. Рукопись, обнаруженная у меня при обыске и озаглавленная «Резолюция представителей ЦК по делу о расколе в БК РСДРП», мне не принадлежит. Рукопись была прислана в Союз нефтепромышленных рабочих на имя редакции журнала «Гудок». Больше я ничего не могу показать».
