Пожалуй, именно в Баку он до конца убедился, что для успешной борьбы с режимом недостаточно только реагировать на отдельные, даже «шокирующие события»: массовые увольнения, расстрелы, коррупцию в чиновничьей среде и другие злободневные явления, — необходимо учитывать десятки факторов и различных обстоятельств. От выступлений за повышение заработной платы и сокращение рабочего дня до коренного требования революции — свержения самодержавия.
Но для будущей деятельности Джугашвили существенным стало и то, что в Баку он осознал психологическую важность и приобрел опыт решения национальных вопросов. Никто в партии не понимал так глубоко всю палитру и оттенки специфики национальных отношений, как он. Впоследствии этот опыт вылился в блестящее практическое решение национальных проблем государства.
«Я вспоминаю, — говорил Сталин восемнадцать лет спустя, — 1907—1909 годы... Три года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца... В общении с такими передовыми рабочими Баку, как Ванек, Саратовец, Фиолетов и др., с одной стороны, и в буре глубочайших конфликтов между рабочими и нефтепромышленниками — с другой стороны, я впервые узнал, что значит руководить большими массами рабочих. Там, в Баку, я получил, таким образом, второе боевое революционное крещение. Там я стал подмастерьем от революции».
Очевидно, что Сталин по-своему скромничает. В пролетарском Баку он стал уже признанным лидером. Получившая преимущество большевиков городская конференция РСДРП 25 октября 1907 года избрала его в состав Бакинского комитета РСДРП. У единомышленников не было сомнений в его авторитете. Он стал одним из ведущих руководителей организации и осенью, в сентябре — октябре, занялся проведением предвыборной кампании в III Государственную думу.
Одним из результатов его организационной деятельности стало то, что в качестве своеобразной программы действий собрание уполномоченных рабочих курии Баку приняло «Наказ», написанный им для депутатов. Однако утвержденные правительством новые избирательные законы по четырем неравноправным куриям практически не давали пролетариям возможности прохождения на вершину государственной пирамиды.
Преимущество имели землевладельцы и собственники крупных недвижимых имуществ, домовладельцы, предприниматели, фабриканты, а также лица, платившие в год не менее тысячи трехсот двадцати рублей. Правда, право голоса получали и крестьяне, владевшие земельным наделом, но не сами, а от имени волостных сходов. Женщины, студенты и военнослужащие вообще не имели избирательных прав. Поэтому в составе думы, начавшей работу 1 ноября, из рабочих оказался только один Полетаев, через руки которого проходила переписка Ленина с питерскими большевиками.
Неожиданно Иосифа Джугашвили постигло и личное горе. В октябре тяжело заболела его жена, и он увез ее в Тифлис к родственникам, но болезнь прогрессировала и через три недели, 22 ноября, Екатерина умерла. Като скончалась на руках мужа. Екатерину Сванидзе похоронили на Кукийском кладбище Святой Нины.
Смерть жены как бы снова отрешает его от естественной человеческой потребности семейного очага. Жестокие испытания судьбы лишили его семейных обязанностей, у него остается единственный долг — служение революции. Уже в который раз судьба словно диктовала ему особое предназначение, особый путь, не оставляя возможности выбора. В этом было что-то фатальное. Он опять не обрел своего дома, а положение профессионального революционера не позволяет ему осуществлять заботу о сыне. Он увозит маленького Якова к теще; это тоже своеобразная жертва, принесенная им на алтарь революции.
После похорон жены следы Иосифа Джугашвили на Кавказе теряются до конца 1907 года; Анри Барбюс в своей биографии «Сталин» пишет, что после V съезда РСДРП он «еще раз едет за границу повидаться с Лениным». Можно предположить, что эта встреча была связана с судьбой С.А. Тер-Петросяна — Камо.
Осуществив нашумевшую экспроприацию на Эриванской площади, 13 июня участники акции собрались на Второй Гончарной улице у родственницы Михи Бочаришвили. Позже Камо перевез захваченные деньги в Финляндию, а оттуда, при участии М. Литвинова, — за границу. 4 октября он приехал в Берлин, где 27 ноября — уже после передачи им денег в партийную кассу — немецкая полиция арестовала его с паспортом на имя австрийского подданного Дмитрия Мирского. Планировалось устроить ему побег. Однако вытащить Камо из немецкой тюрьмы не удалось.
