Начавшиеся разногласия не были особенностью только батумских социалистов. Впоследствии они трансформируются в идейный раскол, который войдет в историю как борьба между пролетарской, большевистской, и социал-демократической, меньшевистской, тактикой либеральной интеллигенции. Джугашвили не скрывал своего враждебного отношения к зарождавшемуся меньшевизму.
Обучая рабочих марксизму, он исходил из глубокого понимания сути и целей нового пролетарского учения. Смысл которого заключался не только в осознании рабочими своего положения, а в объединении их усилий для классовой борьбы. В повышении ее активности и наступательности, хотя, конечно, это неизбежно было сопряжено с неминуемыми жертвами.
Батумские события стали причиной резкого и стремительного поворота судьбы Иосифа Джугашвили. Круг поисков властями организаторов волнений рабочих продолжал сужаться. В документе жандармского управления отмечено, что Джугашвили «является главным руководителем беспорядков, произведенных батумскими рабочими... Руководя делом, Джугашвили держал себя в стороне, и поэтому не все рабочие знали о нем, с рабочими постоянно соприкасался Канделаки, известный в рабочей среде за «помощника учителя».
Над организаторами выступления батумских пролетариев уже почти обжигающе веяли «вихри враждебные».
Поздним вечером 5 апреля 1902 года, около 22 часов, на квартире Д. Дарахвелидзе в Лиман-Мелье завершилось собрание батумских рабочих. Участники встречи разошлись, теряясь в темноте наступавшей ночи. В комнате остались лишь хозяин квартиры, его жильцы Джугашвили и Канделаки и пришедший к ним гимназист Вано Рамишвили. Жандармы нагрянули неожиданно. Тяжело стуча сапогами и задевая дверной косяк ножнами сабель, они ввалились в комнату, еще не проветрившуюся после ухода большого числа пребывавших здесь людей. Обилие окурков в стоящей на столе пепельнице свидетельствовало о том, что каратели опоздали.
Неудача в захвате всех участников нелегального собрания была настолько очевидной, что блюстители порядка не стали утруждать себя тщательным обыском. «При аресте товарища Сталина, — вспоминал Илья Михайлович Дарахвелидзе, — полиция не заметила чемодана с его рукописями, листовками и книгами, которые остались в квартире». Правда, добычей жандармов стал чемодан, оставленный в квартире наборщиком Георгием Годзиевым, но в нем ничего предосудительного не оказалось.
Задержанных доставили в полицейский участок. На следующий день И. Дарахвелидзе и В. Рамишвили отпустили, а Джугашвили и Канделаки были допрошены помощником начальника Кутаисского жандармского управления по Батумской области ротмистром Георгием Джакели.
Арестованные полностью отклонили обвинения в участии в забастовке на заводе Ротшильда и причастности к событиям 9 марта. Отвечая на вопросы ротмистра, Иосиф Джугашвили показал, что вместе с Геуром Акоповым сразу после празднования столетия присоединения Грузии к России (т. е. после 20 сентября 1901 г.) он уехал из Тифлиса в Баку, а оттуда — в Гори, где находился до середины марта 1902 года.
Но следователь и не ожидал признания. В сущности, оно его мало интересовало; он мог не спешить с выводами. Тяжеловесная машина политического сыска по расследованию обстоятельств забастовки на заводе Ротшильда была уже запущена, и ротмистр сразу включил подозреваемых в «переписку», в списке которой уже числилось восемь человек.
Исполняя служебный ритуал, 8 апреля Г. Джакели направил в Тифлисское ГЖУ письмо. В нем он известил об аресте И. Джугашвили и просил сообщить, «не был ли замечен названный Джугашвили в чем-либо предосудительном в политическом отношении». Одновременно предлагалось «допросить как его мать Екатерину Глаховну, так его дядю Георгия Глаховича Геладзе».
Конечно, Иосиф не рассчитывал на легковерие следователя, но, убедившись в отсутствии у властей серьезных улик, он не мог не попытаться организовать себе алиби. Медлить было нельзя, и он предпринял попытку через Иллариона Дарахвелидзе — хозяина квартиры, на которой был арестован, обеспечить благоприятные для него свидетельские показания.
