Он не подозревал, что такая «бездомная» неустроенность затянется более чем на двадцать лет его жизни. Не имевшего ни работы, ни жилья, его приютил Вано Кецховели. К этому времени он служил в физической обсерватории и, когда в конце ноября в обсерватории освободилась должность наблюдателя, то в качестве практиканта туда был принят и Иосиф. 28 декабря его зачислили в штат работников.
Тифлисская физическая обсерватория являлась центральной метеорологической станцией, проводившей статистический анализ и обработку данных, поступавших со всего Кавказа. Она находилась на Михайловской улице, вблизи Муштаида. Двухэтажный неоштукатуренный дом, покрытый черепицей, располагался в глубине двора. К круглому центральному корпусу примыкали дощатые флигели. Джугашвили работал в северном пристрое, в комнате с большим решетчатым окном и стоящим перед ним столом.
Персонал обсерватории, состоявший из шести наблюдателей, жил в четырех комнатах на первом этаже. Одну из них занял Иосиф. Окно его комнаты выходило во двор, густо покрытый деревьями и буйными зарослями кустарника, тянувшимися до берега Куры. Располагавшаяся на отшибе обсерватория, словно крепость, была окружена рвом, через который был перекинут мостик. В этом глухом укромном районе малозастроенной части города царила тишина, изредка нарушаемая лишь громыханием проезжавших вагонов конки.
Дневное дежурство начиналось в полседьмого утра и заканчивалось в десять вечера, ночью дежурили с полдевятого вечера до восьми утра Наблюдатели ежечасно снимали показания метеорологических приборов, занося данные в журналы, а на следующий после дежурства день занимались расчетами и обработкой наблюдений в «вычислительной», сводя результаты интерполяции данных в линейные графики. Зарплата составляла 20 рублей в месяц.
Несмотря на противодействие редакции «Квали», Ладо Кецховели осуществил один из своих замыслов — 1 января 1900 года остановилась тифлисская конка Бастующие выбрали своих представителей, но администрация, отказавшаяся обсуждать требования рабочих, вызвала полицию. При попытке рассеять собравшуюся толпу забастовщики оказали сопротивление, и полиция произвела аресты. В городе появились отпечатанные прокламации, но после ареста лидеров стачка заглохла. Уже вскоре власти установили «подстрекательскую» роль в забастовке Ладо Кецховели. Они начали его поиски. Ладо перешел на нелегальное положение, а затем был вынужден уехать в Баку.
Иосифа Джугашвили арестовали в начале января. На свидание в тюрьму к нему пришел взволнованный отец. Виссариона возмутило поведение сына; он усмотрел в его бунтарстве «мальчишеское» своеволие, которое обещало только несчастья и полное разрушение надежд на его благополучную судьбу. Впрочем, Бесо возмутил не сам факт выступления Сосо «против царя», а бесперспективность и опасность этого бунтарства, в котором кроме тюрьмы ничего нельзя было добиться. В раздражении он накричал на сына, стараясь показать всю нелепость и абсурдность его поведения:
— Тычто, против царя пошел, да? — шумел он. — Ты хочешь свергнуть Николая, да? Ты что, хочешь на его место сесть? — вопрошал с убийственной иронией Виссарион. Отец не понимал сына.
Действительно, чего хотел юноша, неожиданно перечеркнувший почти определившуюся жизнь, обещавшую перспективу служителя почитаемой обществом Церкви? Зачем было нужно ему бросаться в пучину борьбы, не обещавшей ни славы, ни гарантий успеха в достижении казавшихся иллюзорными целей по изменению существовавшего порядка? На какое «личное удовлетворение» мог рассчитывать он, один из немногих, решившихся противостоять веками возводимой системе самодержавия?
Правда, Иосифа Джугашвили вскоре освободили из-под ареста; улик, обличавших в причастности к забастовке, у властей не было. В конце января в Тифлис приехала Екатерина Джугашвили. Она еще не оправилась от потрясения, связанного с крушением своих надежд на судьбу сына как служителя церкви. Почитаемого и уважаемого прихожанами, окруженного великолепием и таинством священных обрядов, что обещало ей законную гордость от его приближенности к Богу. Как избранного из немногих — «ибо много званых, а мало избранных». Мать Иосифа была в отчаянии.
