Дальше события развивались уже по принципу падающего домино. Когда личным решением Николая II 29 июля Россия объявила частичную мобилизацию, то в тот же день германский посол зачитал Сазонову ноту с требованием прекращения военных приготовлений. Но вместо дипломатической паузы 30 июля телеграфы российской столицы прекратили частные передачи, и по проводам был передан указ о всеобщей мобилизации. 31 июля германский посол Пурталес заявил, что если к 12 часам 1 августа Россия не объявит демобилизацию, то Германия мобилизуется полностью.
Русский царь не уступил. И 1 августа (19 июля по ст. стилю) германский кайзер Вильгельм II объявил войну России. Германская нота заканчивалась словами: «Его величество Кайзер от имени империи принимает вызов». Через день о состоянии войны с Германией заявила Франция, а 4 августа — Англия.
Мир перешагнул роковую черту. В Петербурге на Исаакиевской площади толпа патриотов громила германское посольство. На митингах в Берлине ораторы утверждали, что «железное исполнение долга — ценный продукт высокой германской культуры», а газеты предрекали, что война будет молниеносной...
Переделка мира военными средствами назревала задолго до сараевских выстрелов; война отвечала интересам наиболее влиятельных и обеспеченных кругов российской и мировой элиты, обогащавшихся на военных заказах и стремившихся к новым рынкам для расширения сфер сбыта. Впрочем, войну ждали как «справа», так и «слева». Еще в ноябре 1912 года на Базельском конгрессе II Интернационала утверждалось, что предпосылки социальной революции созрели, и, если война начнется, она «вызовет экономический и политический кризис», который ускорит «падение господства капитала».
Однако, когда война стала реальностью, в Берлине и Петербурге, Вене и Париже, Праге и Лондоне солдат провожали как героев, которые в считанные месяцы принесут на штыках победу своим странам. В России на митингах призывы свергнуть самодержавие сменились взрывом патриотического оптимизма. Национально-патриотические чувства проявляли не только обыватели стран, вступивших в войну. Немецкая газета рабочих «Форвертс» («Вперед») призывала собраться под знамена кайзера, чтобы противостоять «темным и диким силам с Востока»: «Мы, немецкие рабочие, не позволим, чтобы армия русского царя угрожала передовому пролетариату Германии созидать новое счастливое общество! Мы охотно идем на войну с царизмом...»
В августе 1914 года Русская армия мобилизовалась за сорок дней, германская — за семнадцать; уже 2 августа Берлин начал вторжение во Францию и Бельгию. В сентябре началась битва на Марне. Немцы рвались в Париж, и Антанта потребовала от Петербурга ускорения начала боевых действий до завершения мобилизации. Тогда две русские армии вторглись в пределы Пруссии; первой армией командовал Павел Карлович Ренненкампф, второй — Александр Васильевич Самсонов. Австрийцы бежали перед армией Самсонова, но, оторвавшись от тылов, армия завязла среди Мазурских болот и песков. Противник взял Самсонова в полукольцо. Армия сражалась, высекаемая пулеметным огнем и выбиваемая мощью тяжелой германской артиллерии. Первая армия на соединение с ней не пошла. При выходе из окружения Александр Самсонов застрелился, но Париж был спасен.
Август — сентябрь 14-го года на Восточном фронте прошел для России с переменным результатом. Если в операции с целью захвата Восточной Пруссии Северо-Западный фронт потерпел поражение и отступил, то в Галицийской — отбросив австро-венгерские армии в Галиции и Польше за реки Сан и Дунаец — русские войска создали угрозу вторжения в Венгрию и Силезию. На западной стороне фронта германские армии наступали на Париж. На реке Марне они были остановлены англо-французскими войсками. Осенью на стороне германского блока в войну вступила Турция, а в октябре — ноябре произошло первое сражение у Ипра. После неудачной попытки германских командующих ликвидировать ипрский выступ Западный фронт, раздвинувшийся до Северного моря, стал сплошным. Война приобретала тяжелый, затяжной позиционный характер и на Востоке.
