Итак, Иосиф Джугашвили снова оказался на воле. С момента его ареста после батумских событий, открывшего для него остававшийся долго неоплаченным карательный счет наказания неволей, прошло более девяти лет. Могли ли власти рассчитывать, что тюрьмы и ссылки сломали волю революционера? Заставили его образумиться? Изменить убеждения?
Нет, у церберов, стоявших на страже царского режима, таких иллюзий не было. Уже через неделю после его регистрации в полиции, 24 июля Вологодское губернское жандармское управление установило за ним наружное наблюдение. Теперь в служебных документах ГЖУ и Департамента полиции он значился под кличкой «Кавказец».
Отбыв срок ссылки, Иосиф Джугашвили оказался в непростом положении. Возвращение на Кавказ, где ему официально было запрещено проживание в течение пяти лет, не имело смысла. Это означало новый переход на нелегальное положение. Но в условиях, когда его персона была хорошо известна местным охранным органам, — это был бессмысленный риск, почти добровольная сдача на «заклание». Для полнокровной и результативной работы ему была необходима смена места революционной деятельности.
Он понимал сложности, возникшие на его пути, и должен был довести свои соображения до центра. Но из-за провала имевшихся адресов и явок связь с руководством партии была утрачена. Среди объявлений, помещенных на страницах «Рабочей газеты», он отыскал информацию, касавшуюся непосредственно его. Он сразу написал письмо. «В редакцию «Рабочей газеты» от Кобы (Ивановича), — пишет он. — Из №4 «Рабочей газеты узнал, что Вами послано Кобе письмо, ответа на которое требуют от него. Заявляю, что никакого письма от Вас не получал, старые адреса провалены, новых у меня нет, и я лишен возможности переписываться с Вами.
О чем Вы могли писать? Быть может, не лишне будет, если заранее заявлю, что хочу работать, но работать буду лишь в Питере или Москве: в других пунктах в данное время моя работа будет — я в этом уверен — слишком малопроизводительна. Было бы хорошо предварительно побеседовать о плане работы и т.п. с кем-либо из ваших, ну хотя бы из русской части ЦК. Более того, это, по-моему, необходимо, если, конечно, русская часть ЦК функционирует. Словом, я готов — остальное Ваше дело. Может быть, я сузил вопрос и забежал вперед... Тогда повторите Ваше письмо. Жду ответа. Коба. P.S. Вы, конечно, догадались, что я уже свободен».
Конечно, летом 1911 года среди влиятельных работников партии Иосиф Джугашвили являл собой незаурядную фигуру. К этому времени он приобрел безусловный авторитет не только в пределах Кавказа. В партии его знали, с его мнением считались, на него ссылались в полемике. Об этом свидетельствует письмо ссыльного Моисея Лашевича. Родившийся в Одессе, бывший служащий отделения Лионского кредита, сын еврейского купца, М.М. Лашевич в 1925 году займет посты заместителя наркома по военным и морским делам и заместителя РВС СССР. То есть станет одним из ближайших сподвижников Троцкого.
Но 17 августа 1911 года, направляя из Яренска в Париж письмо, в котором подчеркивается усиление влияния меньшевиков среди яренских ссыльных, Лашевич жалуется: «Затем один из них списывается с Кобой, он сейчас в Вологде, и тот пишет, что «ставить своей целью работы лаять на ликвидаторов и впередовцев он не может и над такими людьми, которые лают, он только может издеваться». Сам Коба так пишет. Чего же больше, и они (меньшевики. — К.Р.) торжествуют».
Напомним, это был момент в социал-демократическом движении, когда фракции, маневрируя и отстаивая свои интересы, практически пребывали в войне. Похоже, что Иосиф Джугашвили был чуть ли не единственным в партии, у кого сразу хватило широты взглядов, чтобы понять вредность этой конфронтации. Скажем иначе: считая бесплодную полемику несерьезным занятием, он не хотел участвовать в словесных дрязгах. Он ищет живого, продуктивного дела, в котором мог бы использовать приобретенный опыт революционной работы.
Иосиф Джугашвили не «забежал вперед». Упорство, с которым он и другие «бакинцы» отстаивали свои взгляды, подействовало на руководство партии. Еще 28 мая — 4 июня в Париже прошло совещание ЦК РСДРП, на нем «планировалось рассмотреть вопрос о созыве Пленума ЦК и подготовке общепартийной конференции».
