стал ставить в зависимость от случайности свои намерения и подвергать себя опасности ареста за самовольную отлучку из Вологды.
Он начинает готовиться к путешествию в Берлин, но возможность осуществления предстоявшего ему предприятия была осложнена многими обстоятельствами. Главными проблемами были получение надежных документов и денег на поездку. Но для этого нужно восстановить утерянные связи, а это в его положении было далеко не просто.
Практически ему не на кого опереться. Круг людей, с которыми он общается в провинциальной Вологде, ограничен. Наиболее близкие, почти приятельские отношения у Иосифа сложились с Петром Чижиковым, переселившимся сюда после окончания срока ссылки из Тотьмы. Напомним, что с луганским рабочим Петром Алексеевичем Чижиковым он познакомился еще в ноябре 1909 года, в Бутырской тюрьме, при следовании в первую вологодскую ссылку.
Но с чего-то нужно было начинать. Посвященный в его планы молодой рабочий весьма ответственно отнесся к возможности оказать содействие товарищу по партии. Конечно, «рядового» революционера вдохновляла причастность к серьезному делу, связанному с намерениями одного из руководителей партии. Он сам предложил Иосифу свой паспорт и предпринял шаги по изысканию денег на предстоящее «путешествие».
Правда, последнее не принесло реальных результатов. Более того, о действиях Чижикова сразу стало известно жандармам Дело в том, что в письме к некоему А.С. Романову Петр обратился «с просьбой помочь ему деньгами для переезда в Тулу». Чижиков не знал, что Романов был провокатором и значился в жандармских документах под кличкой Георгий.
Романов отреагировал на просьбу соответственно своему положению сексота. Хотя он выслал просителю «6 рублей и посоветовал обратиться за более серьезной помощью к бывшему студенту Московского университета» К.А. Паниеву, но одновременно с этим о письме Чижикова провокатор донес жандармам. И 24 августа начальник Вологодского Губернского жандармского управления передал эту информацию в Тульское ГЖУ.
Кстати, ссыльный Константин Паниев, к которому провокатор посоветовал Чижикову обратиться за поддержкой, был уроженцем Гори, и жандармы, даже невольно, могли сложить два и два,
сделав определенные выводы. Трудно сказать, к какому заключению пришли полицейские аналитики.
Но нельзя не обратить внимания, что упоминание Тулы содержится не только в жандармском сообщении. Большевик Иван Голубев, на квартире которого в Сольвычегодске проходили собрания социал-демократов, пишет в это же время Иосифу Джугашвили: «Я был уверен, что ты гуляешь где-нибудь по другим улицам Вот получил вчера из Т(улы) от приятеля письмо, из которого узнаю, что ты не сдвинулся с места, так же по-старому коптишь в полуссыльном положении. Печально дела обстоят, когда так.
Где искать причину в задержке? В причинах, не зависящих от них, или в нашем бестолковом «правительстве» (руководстве партии. — К. Р.). Судить не берусь, да и толку от этого не будет никакого. Приятелю головоломку задал, полагая, что дело зависит от них, но они оправдываются — говорят, что они тут ни при чем и что, наоборот, они приложили к ускорению все от них зависящее, но... Два парня сложились и послали на паях. Ну что тебе эти 6 руб. Так что же ты намерен предпринимать теперь? Неужели ждать. Ведь с ума можно сойти от безделья». Нет, он не намеревался сходить с ума.
В конце лета 1911 года вологодские агенты наружного наблюдения созерцали почти идиллическую картину. По центральной улице города не спеша прогуливались средних лет с худощавым лицом и чуть прищуренными ироничными глазами мужчина и молоденькая смешливая барышня в красивом платье, заботливо отделанном рюшечками и воланами.
Разглядывая прохожих, мужчина что-то тихо говорил девушке, и на его шутливые реплики она отвечала очаровательным, звонким смехом, чуть откидывая назад увенчанную модной шляпкой голову. Было очевидно, что прогуливающаяся пара никуда не спешила. Собеседники проводили время «в Александровском или в Детском садах, сидя в летние дни где-нибудь на скамеечке в тени».