– А Тарин?
– Что Тарин?
– Он тоже союзник?
– Лучшего союзника, чем Тарин, ты не найдешь во всем княжестве… Он один раз уже спасал жизнь твоему отцу, он предан ему, даже мертвому… и из-за людей, которые виновны в смерти твоего отца, он потерял все… близких людей, земли и будущее, и род.
– Давай вернемся к этому разговору, когда прибудем в городище… люди просыпаются уже.
– Хорошо.
После обеда в городище отправилось три длинных фургона, которые повезли тело погибшего походного воеводы, четверых раненых икербов, которых нашли на поле боя, и нас, восьмерых… Да, уже восьмерых, во сне, судя по всему от внутреннего кровотечения, умер еще один наш, из ополчения. Всех других погибших сожгут на плато, и наших, и икербов… тут так, полное уважение и прощение погибшему в бою, мертвым воинам нет позора и по местному верованию, Большая Луна примет их всех одинаково, и те, кто с остервенением и ненавистью вчера бился на плато, после смерти стали братьями навечно…
Солнце уже шло к закату, когда мы подъезжали к городищу. Нас остановил для проверки разъездной княжеский дозор, с ними в компании также были двое из судейской стражи. Но когда поняли, откуда едет наш обоз и кто его пассажиры, попросили разрешить сопроводить нас до городской площади, это было для них большой честью. По прибытию в городище икербов сразу увели куда-то, тело походного воеводы переложили на открытую телегу и увезли в здание Совета Хранителей, где его собирались кремировать по какому-то «воеводскому» обряду. Ну а нас расположили в казармах регулярного княжеского войска. Долговязый вояка проводил нас и сказал, что мы можем оставаться в расположении неделю, это у них что-то вроде периода реабилитации, наверное. Обещали трехразовое питание в придачу с почетом уважением, а завтра у нас предстояла встреча с князем, ну и собственно получение от него всяческих вознаграждений, и моральных и материальных. Когда мы расположились в казарме, долговязый повел нас в баню. Всю одежду долговязый сказал отдать двум толстым теткам на стирку и ремонт, что мы с превеликой радостью сделали. Плечо, к слову начало «дергать», что ничего хорошего не обозначало, в пути я перевязывался пару раз, конечно, но рана однозначно воспалилась, мизинец и безымянный пальцы постоянно немели. После бани немного отпустило, но я все равно пожаловался местному лекарю в казармах, который пытал меня почти час, предварительно напоив какой-то гадостью. Он снял швы, промыл рану, снова зашил и, засыпав ее каким-то порошком, наложил повязку… кровищи снова натекло.
– Завтра утром придешь, а сейчас иди и выпей чего покрепче… будет болеть, а выпьешь, то хоть поспишь спокойно.
Зелье, что дал выпить мне лекарь, кроме не сильно обезболивающего эффекта, изрядно замутило сознание, и я на «автопилоте» пришел в казарму.
– Есть у нас что-нибудь выпить покрепче? – спросил я Тарина, тяжело опустившись на топчан.
– Есть, – ответил за Тарина Талес и протянул мне флягу покойного Сагала.
– О, то что нужно, – ответил я и приложился несколько раз.
В казарме, кроме нас восьмерых, никого не было, «все ушли на фронт», как говорится, в соседней казарме располагалась городская стража, но и она была полупуста, только иногда с той стороны доносился смех и голоса. Мы втроем сидели чуть в стороне от других ополченцев, и у нас была возможность поговорить.
– Тарин, а далеко эти угольные копи? – тихо спросил я, еще раз приложившись к фляге, и передал ее ему.
– Прилично… но если конными, то на пятый день доедем. Это на юге, почти на границе.
– Ты был там?
– Да, еще когда служил при славном князе… отвозил туда разбойников на каторгу.
– Охраны много?
– Под сотню.
– Да… многовато, – задумался я.
– Мы выкупим твоего Вараса… Грешат там этим, и бывает, что продают в рабство каторжан.
– О как. А что, не проверяют те же Хранители, как их подопечные поживают?
– А как проверишь? – улыбнулся Тарин. – Был, был да сгинул, может, на копях привалило, может, другие каторжане забили за пайку да углем присыпали… всякое там случается.
– И что, вот так приедем и скажем, а продайте-ка нам кузнеца Вараса?
