Мне надо идти домой. Приду сюда в воскресенье, когда установят надгробие. Хочу, чтобы ты знал, Коттон. Я уплатила за него своими деньгами, а не твоими. Не хочу прощаться, поэтому говорю: я скоро вернусь. Сегодня так чудесно пахнет полынью. Небо чистое, ни облачка. Зато пыльно и сухо.
Последние слова, очевидно, чем-то встревожили ее. Салли нахмурилась: «Если нет ни единого облачка, на чем же ты лежишь, Коттон?»
Она поднялась, поправила платье и постаралась привести в порядок растрепавшиеся кудряшки, Прежде чем весело помахать рукой, еще раз глубоко втянула носом воздух, наполняя грудь полюбившимся ей горьковатым ароматом.
* * *
Салли выбралась из повозки, загруженной ее личными вещами. Желая насладиться столь прекрасным моментом в полной мере, она зажмурилась, потом медленно открыла глаза, вбирая в себя пьянящий вид ее нового дома. Окружавшие его цветы представляли собой все оттенки радуги. Никогда в жизни не приходилось ей видеть такого. Наклонившись, Салли потрогала землю. Сырая. Почва под ногами пружинила, а зелень казалась изумрудной. Она посмотрела сначала налево, потом направо. Теперь я понимаю, почему дед Коттона дал этому месту такое название — Санрайз.
Она отошла назад, оказавшись в тени величавых деревьев, откуда открывался прекрасный вид на творение человеческих рук, ставшее ее собственностью. Под солнцем сияли ослепительно белые колонны, а ей почему-то вспомнилась та невзрачная лачуга, в которой жила ее семья в Техасе, та развалина без окон, с дверью, заколачиваемой на зиму. В ветреную погоду ее приходилось обкладывать ковриками, чтобы удержать скудное тепло. В этом доме дверь была совсем другая. Солидная и внушительная, со стеклянными панелями. Тяжелая медная ручка блестела на солнце, но ее внимание привлекла не она, а сама стена из грубого необработанного камня. Салли улыбнулась: да, в таком доме сквозняков в доме можно не опасаться.
Она обошла вокруг здания. Скамейки у деревьев, вдоль дорожек каменные фигурки разных животных. Прохлада… тишина… полумрак… зелень… Вон там, на застекленном балконе, можно было бы сидеть со стаканом лимонада в руке, с книгой на коленях… Только вот сможет ли она ее прочитать? Салли усмехнулась. Ох, Коттон видел бы ты меня сейчас.
Она подошла к передней двери. Что делать? Ударить тяжелым медным молотком в деревянную панель? Вставить ключ в замок? От необходимости принимать решение ее освободил скрип двери. Пухлая женщина в фартуке, повязанном поверх белого платья, улыбнулась.
— Пожалуйста, мисс, входите. Джозеф возьмет ваши вещи. Меня зовут Анна, Я здесь убираю и готовлю. Мой муж ухаживает за садом и присматривает за живностью. Входите, позвольте показать вам ваш новый дом.
— Вы можете открыть окна? — спросила Салли.
— Конечно. Вы этого хотите?
— Да. Да, да, очень хочу! Мне нравится смотреть, как колышутся на ветру занавески. А ставни, они есть на всех окнах?
— Да. Мы их не открываем потому, что не живем в доме. Я и Джозеф, мы живем в одном из коттеджей, там, за домом. Что я могу для вас сделать?
— Мне хотелось бы посмотреть мою комнату и, если можно, принять ванну. И вы не возражаете, если я сама пройду по дому и все посмотрю.
— Это ваш дом, мисс Коулмэн. Только скажите, что вы хотите на обед? Может быть, что-нибудь особенное?
— Вообще-то, это не имеет значения. Хотя… я бы съела пирог. Сладкий. Очень сладкий. — Она беззаботно улыбнулась и погладила себя по бедрам. — И еще я люблю картошку с подливкой. Вообще, я люблю все.
— Джозеф присматривает за садом. Я консервирую овощи на зиму. У нас прекрасный холодный погреб. Ключ у Джозефа. Он вам отдаст его вечером. Еще чего-нибудь желаете? Приготовить ванну?
— Нет, спасибо, я сделаю все сама. А ваши… обязанности мы обсудим позже.
Боже, Боже, да она ведет себя как настоящая хозяйка, леди! И ей это доставляет удовольствие. Она почти сразу одернула себя, вспомнив, как мать прислуживала чужим людям. И что в результате? Доработалась до того, что осталась кожа да кости. Салли тут же пообещала себе, что никогда не станет возноситься над теми, кто у нее будет работать. Коттон всегда говорил: «относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе». И, конечно, он был прав. Многому, очень многому научил ее Коттон.
