Ближний круг, ч. 2 - страница 61

— Вас поняла...

Эйприл отключилась и еще какое-то время сидела неподвижно, анализируя ситуацию. Затем — решительно толкнула дверь, спустилась на первый этаж, Морские пехотинцы — уже закрыли двери посольства и разбирали бронежилеты и автоматические винтовки. После нападения на посольство в Иране — количество оружия в других посольствах было существенно увеличено.

— Подготовьте машину! — сказала она — в течение часа

— Мэм... — советник по безопасности подошел ближе — сейчас очень опасно.

— Я знаю, что я делаю.

— Мэм, могу я узнать маршрут поездки

— Мы едем в Тикрит!

— Мэм это очень плохая идея.

— Плохая идея! — сказала госпожа посол, переживавшая кризис среднего возраста — дать оружие таким придуркам как вы. Чертовы ублюдки, вы готовы за один час изгадить то, что делалось годами. Приготовьте машину, или я поеду одна. а вы вылетите из страны как пробка из бутылки и будете орать на новобранцев в каком-нибудь сраном форте, ясно вам? Одна машина, один водитель, никакого сопровождения...

Одного телохранителя — ей все-таки навязали.

Она оделась максимально скромно и повязала косынку, желая показать уважение к традициям мусульманского государства. На самом деле — отправляясь в эту поездку, она была почти что в безопасности — хотя такие как Иглбургер или этот придурок с автоматом этого не понимали. Она была женщиной, вот в чем было дело. Она была существом второго сорта и не имела никаких прав — но точно так же она не имела и обязанностей. В традициях арабского Востока — коллективная ответственность, и если все происходившее в Тикрите правда и американцы действительно покушались на раиса — выживший раис вполне мог приказать убить явившегося к нему американского посла. Но не американского посла — женщину. Женщина не может отвечать за свой род, не может участвовать в межплеменных разборках. Убив женщину в качестве мести — Саддам выставит себя на посмешище и проявит себя полным идиотом. И естественно, потеряет уважение. А Эйприл уже успела понять кое-что про Саддама — он никогда не поступит так, чтобы плохо выставить себя перед арабами, лидером которых он хочет стать. Очень многое — он делает не потому что это необходимо — а напоказ. Он человек телевизора.

На подъезде к Тикриту — стало понятно: что-то произошло. Яркий, режущий свет прожекторов, бронемашины Республиканской гвардии на дороге. Машины разворачивали.

— Пробивайся.

Водитель забарабанил по клаксону, требуя пропустить.

Они продвинулись немного, потом — иракские солдаты заметили их. Один из солдат направил на них большой, аккумуляторный фонарь, прожектор, а другой — автомат. Офицер в черном берете — какая— то специальная часть — подскочил к машине и заорал что-то, тыкая автоматным стволом в зачерненное стекло.

Посол Гласпи — открыла дверь и вышла, прежде чем телохранитель успел что-то предпринять.

— Ас саламу алейкум — сказала она — мир вам.

Офицер — остановился, все-таки перед ним была женщина и явно не иракская женщина. Тем более — она приветствовала его на его языке.

— Здесь нельзя — резко сказал он — харам. Надо уезжать.

— Но я должна проехать.

— Это приказ раиса. Надо уезжать.

— Но раис пригласил меня приехать. Я — посол Соединенных штатов Америки и раис пригласил ...

Лицо офицера исказилось от злости

— Америка — шайтан!

— Скажи это раису.

И с этими словами она села в машину. Один из тех уроков, которые она вынесла из своей службы на Востоке: Восток — это столкновение характеров. Здесь ты не тот, кто ты есть, а тот, кем ты можешь себя показать. Здесь не так часто льется кровь, как это принято думать — все помнят про кровную месть. Но нужно помнить и то, что у кого-то могут сдать нервы.

— Мэм?

— Стоим, ждем...

Охранник — положил на колени Инграм-10, уже снятый с предохранителя

Офицер вернулся через несколько минут. Склонился к приоткрытой двери

— Прошу простить, ханум. Мои люди проводят вас до дворца...

Первый раунд был выигран. Пусть и не с самим тираном, а всего лишь с безвестным хамом на дороге.

Военный внедорожник — промчался на ста тридцати по опустевшему городу, мигая мигалкой и завывая сиреной. Везде были видны следы поспешной мобилизации — бронетехника на улицах, патрули на тротуарах. Машин почти не было — видимо, горожане боялись выходить из дома. Их можно было понять — в восемьдесят втором Хусейн приказал казнить все село, около которого на его конвой состоялось нападение.