Ирак, Багдад
23 августа 1988 года
Утро было тяжелым.
Он, почти совсем не пьющий — а когда было учиться, в безумном Афгане что ли, где любой шаг мог стать последним — разъехался от трети бутылки водки так... в общем, чувствовал он себя. как после месячного загула. Башка трещит. Во рту как насрали. Еще и сушняк...
То ли от жары такое. То ли от нервов...
П.... ц полный, одним словом.
Он проснулся... и почувствовал, что на нем нет обуви. Он уже не помнил. когда последний раз спал без обуви. Его теперешняя жизнь была такой, что надо было в любой момент быть готовым вскочить и бежать.
Рука сунулась к пистолету...
Нету!
С этого момента — он проснулся окончательно, и действия его — приобрели опасную целеустремленность. Он внезапно и резко, не выдавая себя до этого ни одним звуком — скатился с кровати. С тумбочки полетел графин, что-то тяжело грохнулось об пол.
Он открыл глаза. Перед ним лежал его ЧеЗет.
В ванной — а тут они были в каждом номере, а не как в советских отелях, по одной на этаж — лилась вода.
Николай проверил пистолет... патрон в патроннике, магазин полон. Надо разобрать при случае...
Где он?
Черт... отель...
Воспоминания нахлынули подобно прибойной волне, со всей ее пеной и грязью. Посольство, Бахметьев... потом и Сергеев. Афганистан... Кармаль, Вымпел...
Чертов Афганистан... Он был незаживающей раной... она покрывалась коркой, но стоило только кому-то неосторожно ковырнуть болячку... и рана начинала болеть и кровоточить вновь. Афганистан был рядом. За спиной...
Скрипнула дверь, он повернулся — чтобы увидеть темноволосую девушку, выходящую из номера. Увидев его, она ойкнула и метнулась обратно в ванную.
Что вчера произошло?
Он тупо посмотрел на кровать... на занавес, за которым была соседняя комната. Похоже, ему дали представительский номер...
Черт...
Он вспомнил и остальное. Как они столкнулись в коридоре. Кажется... как он начал блевать прямо в коридоре. Испуганные глаза коридорного...
Да... на вылет отсюда он уже точно заработал. Согласно каким-то там правилам поведения советских граждан, пьяный залет — гарантированный волчий билет.
Он увидел свои штаны и натянул их. Господи... она его видела в таком состоянии? Ну и свинство...
— Можешь выходить! — крикнул он
— Я сейчас!
Теперь он чувств овал себя последним дерьмом... нажрался как свинья и...
Вышла Марина. Уже нормально одетая.
— Извини... — сказала она — я хотела уйти тихо. Думала, ты еще спишь.
— Это я... должен извиниться...
— За что?
— Ну... за коридор.
— А... не переживай. Пассажиры и не такое творят.
— Все равно извини, ладно?
— Хорошо...
Она помедлила
— Я боялась, тебя вышлют. Поэтому...
— Меня не вышлют...
— Ты ведь военный...
— Да. А что...
— Ты кричал во сне...
— Да? — Николай смутился — и чего?
— Команды кричал. Еще какое-то шило вспоминал. И грузина...
...
— Кричал, ложись, снайпер! Грузин...
— Сашка Грузин... — сказал Николай — мы с ним погодки были. Его снайпер снял. У самого вертолета...
— Там...
— Да, там.
Марина как-то сразу осунулась.
— Извини...
— Ничего...
Николай вдруг резко посмотрел на часы... осознание обожгло, окатило как ушат холодной воды...
— Твою же мать... — выругался он
— Что случилось?
— Спецмероприятие... твою же мать...
Он ринулся в ванную. Сунул голову под струю холодной воды, потом — попробовал соорудить что-то вроде прически. Получилось плохо.
Выставка! Саддам!
— Ты опознал на самолет?
— Да какой самолет...
Даже в таком состоянии он ничего не сказал... все-таки, совсем уж непрофессионалом он не был. Знал, когда молчать
— Мне надо идти...
Он выскочил из ванной, и прежде чем Марина успела опомниться — поцеловал ее в щеку
— Мариночка... никогда не забуду.
— Кто-то...
Но он уже выскочил за дверь.
Лифт ждать не было времени — он бросился вниз по пожарной лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Голова была гулкой и пустой — но он держался на ногах и это главное. Проскочил через холл, едва не выбил собой дверь. Солдаты у входа — едва успели расступиться...
