— Завтра, мой друг, если это не экстренно.
— Не больше обычного.
Доктор Селье склонился к руке женщины:
— Люси! Как приятно снова видеть вас. Я думаю, Леону вас не хватало всю неделю. Проходите. Увидимся завтра.
Три гостя вошли в дом; Филипп Селье направился к ступенькам, но внезапно заметил светло-желтое платье Кэтрин. Он остановился и тут же подошел к ней, спросив:
— Значит, вы совсем не устали? Просто заскучали?
— Нет. Я уже хотела ложиться спать, но меня невольно потянуло выйти, когда я увидела, что дверь открыта. Здесь… здесь какой-то странный воздух.
— Я это слышал от многих англичан; вы привыкнете ко всему этому. Надеюсь, вам понравится на вилле Шосси.
— Я тоже надеюсь. — Она бегло взглянула на него. — Я должна поблагодарить вас, что вы немного разрядили обстановку перед обедом. Хотя мне кажется, вы не на моей стороне. Наверное, вам просто захотелось помочь женщине, к тому же очутившейся в чужом доме. Но все равно спасибо.
— Что ж, я действительно не на вашей стороне. Я знаю Леона и уважаю его уже несколько лет, и я не вижу причин, почему ваш приезд может расстроить его.
— Вы меня упрекаете, мсье?
— Может быть. — Он остро и загадочно посмотрел на нее. — Вы молоды, а Леону уже за шестьдесят. Несомненно, вы презираете человека, порвавшего с сыном и его семьей. Но если взглянуть на это с другой стороны, что значит невнимание к сыну и его жене по сравнению с предприятиями, выросшими и процветающими благодаря его знаниям, или с рабочими местами для многих тысяч людей? Государственные деятели, финансисты, промышленники — да, им приходится платить за успехи в бизнесе тем, что на семью не остается времени.
— Это я понимаю. Но меня больше занимает настоящее. — Она опять мельком взглянула на него.
— Какие у вас планы на будущее? — спросил Филипп. — Когда освоитесь здесь, что будете делать?
— Я еще об этом не думала. Самое главное для меня — воспитание Тимоти.
— Вы рассудительнее большинства ваших ровесниц, но вместе с тем, боюсь, и несколько более безрассудны. — Он сделал долгую паузу и хладнокровно докончил: — У вас, конечно, появятся поклонники, но вы поступите очень мудро, если трижды подумаете, выбирая себе спутника.
Она еле заметно, по-английски, пожала плечами:
— Я приехала сюда не затем, чтобы вести светскую жизнь, мсье, но все равно, благодарю за совет.
В его голосе опять послышался намек на усмешку:
— Не стоит. Мне только приятно — и думаю, всегда будет приятно беседовать с вами. Боюсь, что вы не только смелая, но и опрометчивая женщина. Впрочем, вы устали, а вам давно пора спать. Спокойной ночи.
Только после того, как, заглянув к спящему Тимоти, Кэтрин ушла в свою комнату, она вдруг подумала: с Филиппом Селье она вела себя кротко, как ягненок. Ведь прежде чем уехать, он твердо взял ее под руку, подвел к двери, поклонился и провожал взглядом, когда она прошла через холл.
Она разделась, проверила, открыты ли окна, и, скользнув в постель меж прохладных простынь, погасила свет. Темнота не сделала атмосферу более знакомой; наоборот, она как-то подчеркивала необычность ночи. Цикады и аромат цветов, звук машины, поднимающейся в гору, и отдаленный шум — наверное, морской прибой.
Кэтрин заложила руки под затылок и, досадливо улыбнувшись, приготовилась заснуть.
Прошло уже более недели, и жизнь на вилле Шосси шла тихо и спокойно. Кэтрин стала чувствовать, что, может быть, она вооружилась против несуществующей опасности: за обедом Леон Верендер был неизменно вежлив и занят своими мыслями, и только один раз, когда она с Тимоти столкнулись с ним на лестнице, он заговорил с мальчиком.
— Ну, как тебе здесь нравится? — спросил он без всякой подготовки.
Тимоти смотрел на деда большими голубыми глазами.
— Очень нравится, — бесхитростно ответил он. — Я каждый день играю в воде и утром поймал креветку. Я ее вам покажу, если хотите.
— Скоро ты научишься нырять и поймаешь осьминога. Вот тогда я и посмотрю.
— Осьминоги страшно большие.
— Ты тоже будешь большим, когда вырастешь. А плавать ты научился?
— Мама меня учит. Я уже могу делать гребок.
Леон Верендер не улыбался:
