– А что говорит о сексе генетика?
– Что секс придает природе смысл…
– А генетика, это точная система?
– Самая точная.
После игры в кости, разумеется.
Приблизительно такой же разговор произошел у меня с поэтом Иваном Головатовым, в то время научным сотрудником в биологическом НИИ. Тогда я понял, чем ученый отличается от нормального человека. – Игра в кости? Анатомия, что ли? – ответил мне он.
– …Ты когда-нибудь занимался коллективным сексом?
– Нет, – солгал я, потому, что не знал, куда может завести ответ: «Да».
Дважды в этой жизни я имел дело сразу с двумя женщинами одновременно.
В первый раз мне это не понравилось потому, что привело к почти публичному скандалу, причину которого я так и не понял.
Во второй – понравилось просто потому, что мне это понравилось…
– Нет, – солгал я, – Думаю, что мне это не понравилось бы.
– Мне – тоже.
Это тоже повлияло на то, что я сбежала из Болгарии.
Дело в том, что вместе со мной работала еще одна женщина.
– Русская? – попробовал догадаться я.
– Она, – совсем беззлобно усмехнулась Лада, – Увидела во мне конкурентку перед хозяином – вот и стала лезть, куда не надо.
Даже в постель.
– Значит, даже в проституции есть своя проституция, – вздохнул я.
И подумал: «Как в живописи…»
– Лада, скажи – некоторые женщины занимаются проституцией по какому-то сексуальному влечению, или только ради одних денег?
– Ради одних денег проституцией занимаются некоторые мужчины.
И не на панели.
– А женщины?
– Тебе иногда хочется иметь много женщин?
– Да, – честно признался я.
– Так и женщине хочется иметь много мужчин.
Только хочется, чтобы «потом», ей говорили нежные слова и дарили цветы, а не отпихивали, как отработанный хлам.
– Такое – часто встречалось.
– Каждый раз бывало по-разному…
– Ты мне скажи – удовольствия, это все плоды такого секса? – Нет. Это пустоцветы без плодов…
– …Тебе приходилось иметь дело с проститутками? – это уже был почти житейский вопрос. – Понимаешь, Лада, я – художник, писатель… – я не боюсь громких слов и предпочитаю называть вещи своими именами. И то, что у меня не много опубликованных слов, не означает, что я не имею права относиться к себе как к писателю.
Как, кстати, это не означает, что я должен относиться как к писателям, ко всем тем, у кого опубликованных страниц много. Для некоторых пишущих я бы ввел термин «детектеныш» – классик для идиотв.
Кстати, кроме всего прочего, а, может, прежде всего, детективщикам не мешало бы помнить о том, что каждая их книга – это три десятка вырубленных деревьев.
– Когда вы стали писателем? – спросили меня однажды. – Когда мне надоело им не быть…
– …Понимаешь, Лада, я ведь художник и писатель, значит – как-никак, лицо общественное. И вокруг меня достаточно дружественных мне женщин, чтобы не обращаться к проституткам, – сказал я, а сам подумал: «Так ведь и проживешь всю жизнь, и ни с одной проституткой не свяжешься…»
Мы замолчали совсем не надолго, и молчание прервала она:
– Наверное, ты сторонник целомудрия и непорочности? – спросила она, заранее зная, что это не так. Возможно, ей просто хотелось увидеть то, как я буду пытаться выкрутиться.
Это было наше первое противостояние, и мне кажется, что я выдержал экзамен.
Впрочем, мне даже не пришлось напрягаться – я просто сказал то, что думал:
– Непорочность – это порок в любви.
И вообще, по-моему – любовь, держащаяся на одном целомудрии – это история с плохим концом.
Во всяком случае – со скучным…
Мы в очередной раз нашли с Ладой общий язык, и самым ценным было то, что сделали мы это без всякого напряжения.
В этот момент, я заметил на груди у Лады крестик:
– Ты верующая? – в ответ она пожала плечами, а я подумал, что это самый глупый вопрос, который я мог бы задать женщине, недавно занимавшейся проституцией:
– Не боялась, что Бог накажет? – глупо спросил я.
Глупо.
Потому что, честное слово, мне до сих пор не понятно: кому больше нужна церковь – тем, кто грешит, или тем, кто – нет?
– Не боялась. Для того, чтобы претендовать на наказание, преступление должно быть успешным…
– И знаешь, – добавила она чуть позже, – Десять заповедей – это просто плюрализм преступлений…
