Никто сразу и не сообразил, что показывает им непослушная сродственница. Боги, что за чудеса?! Золото! И как же его много!
Четыре головы склонились над кругляшом, на поверхности которого красовался красно-жёлтый барельеф загадочного царька с пером в шапке.
Хозяюшка корпела над котлом, поглядывала на недвижимого гостя. Подошла к нему, заглянула в лицо — спит. Подняла меч и повесила в головах благодетеля на крюк, подумав: «Такой бы богач увёз меня с детьми — я бы расстаралась для него, как смогла! Мама порадовалась бы».
В помещении, совместившем прихожую, кухню, кладовую, слышались одобрительные отзывы об удаче и о праве каждой хозяйки впустить в свой дом любого — на своё разумное усмотрение. В свете приобретения бесспорного богатства все отклики подтверждали удачливость чужого сокровища. (У русских искони «чужим сокровищем» считалась милая доченька.)
Не вмешивая виновницу переполоха в свои разговоры, мать с отцом потихонечку мечтали, задумывали свершить когда-то несбыточное и лишь для поощрения задумок поворачивались к сыновьям... Спросили между делом у кровинушки, чьего племени будет податель щедрого блага, и хозяюшка, вновь лишённая свободы действий, отчего-то уверенно ответила, что халан.
Стали ждать пробуждения большущего русака. Мать устроилась возле дочери и мягким тоном принялась по обыкновению своему учить делу, жизни, а по случаю — наплевательству на невзгоды.
Сарос не поднимался долго. Просыпался, открыв глаза, вникал в действительность и снова, даже не переворачиваясь, засыпал.
Кровать, которой он вероломно завладел, до сегодняшнего вечера занимали четверо младшеньких сынишек хозяйки. Пришлось стелить им по углам на полу. Старшенькому с дядьями был отведён ночлег на пустующем высоком супружеском ложе. Сама женщина с единственной дочерью улеглась на широком сундуке. Мать с отцом, успокоившись, пошли домой — стеречь хату. Братья хозяйки долго не ложились. Когда уже все спали, сняли со стены вражий меч и спрятали.
Услыхав утром шарканье босых ног по земляному полу, хозяйка проснулась и пошла растапливать каминный очажок — гость же, не поев, уснул, потому первым делом его следовало накормить.
Застоявшийся на улице Сарос, полный воспоминаний и неутешительных раздумий, задерживал хозяйку с утренним выходом. Так и не дождавшись его, она вышла, столкнулась с ним на приступке и направила в дом. Он будто её не слышал и не воспринимал — просто смотрел ей в лицо. Когда она, плюнув на объяснения, заняла отхожее место в покосившейся клетушке, он, догадавшись наконец о предназначении сего заведения, потупился в костистые свои ступни, поймав себя на мысли об аккуратности маленьких людей. Ему стало немного неловко, что он опорожнился прямо с порожка. Потом в гнусном настроении он терзался наплывавшими на него открытиями — к примеру, во дворе у обрусевшего грека, где бесы попутали погулеванить и заночевать, подобных построек не было. Он засомневался — а может и были? Просто никто из готов их не искал! Кто же знал...
— Ох, дикари! Теуты смурые! И я дикарь! Как кабан в трескучем орешнике здесь блужу! И учиться ничему не хочу... Домой хочу... С ней!.. Ты где, Ргея, солнечная слепота?! — крикнул он хмурому утру и с испугом выглянувшей из клетушки хозяюшке.
Она бы испугалась сильнее, если бы он продолжил чудить. Но, поглощённый бедой, большой, щедрый человек обхватил голову руками и, съёжившись, ввалился в дом. Войдя следом, она увидала его опять небрежно развалившимся на кровати. Хозяйка подошла на цыпочках, потрепала за порчину, жестом показала идти покушать.
Гость съел много. Такого количества поглощённой за один присест еды русская женщина ещё не видела! Ровно половину котелка гречи, отваренного большого морского бычка уплёл! Поедая из плошки тушёные морковь с репой, горстями грёб себе в рот ещё и старые прогоркшие сухари, всё это беспрестанно запивая звонкими глотками лукового отвара.
Сарос глядел в спину перемывавшей посуду хозяйке. С сердечным теплом относился он теперь к умилённой им бабе-душечке. Нюхал, чем пахнет от неё — такой вкусной, изучал, что на неё одето и обуто. Назвал имя «Ргея» — натолкнулся на полное неведение о сём предмете; произнёс «Вертфаст» — хозяйка с чувством сымитировала плевок и высказалась жёстко. Нехороший отзыв о боярине довершили её шипение и вздох.
