Иегуды опять уселся. Откинулся на подушки, с насмешкой посматривая на готов.
Со двора в дом вошли воины постоянного войска Ас-града — все богатыри, все злы и решительны, как волки.
Не понимая строгого суждения возлюбленной, Сарос жаждал осмыслить происходящее. Сгорбленный, он развернулся, исподлобья посмотрел на скопление недругов. Великолепие их одежд будто подчёркивало его собственную звериную сущность.
— Тебе нужны наряды на мне и моя армия? Если эти змеи сейчас меня не закусают, я вернусь с армией!
Ргея улыбнулась и опустила прекрасные синие очи. Улыбка её содержала снисходительность.
— Мне нужен дом — тёплый дом... Мне нужны покой и уверенность... Мне надобно знать, что содеется завтра... Сарафан мне нужен и бусы. И тёплая люлька для дитя... Мне надо с кем-то говорить... Я не желаю ходить в тёмный лес за дровами для костра! — Ргея сожалела обо всём, что связало их в последнее время.
Сарос после её слов застыл статуей довольно надолго. Потом счистил засохшую землю с колена, потопал ногами, сбивая грязь, вытер сзади кожух и сел рядом с Ргеей. Устроил поудобней меч в ножнах, подложил под локоть подушечку — на манер присутствующих купчин, поднял повыше подбородок и широко улыбнулся женщине, казавшейся перед ним невесомой.
— Я бы мог взять тебя силой, а этих, что смотрят, как бараны, мог утопить в море. Я бы мог сжечь город... Под страхом разорения вашего гнезда я мог бы напустить ваших мужчин на всех без исключения женщин, и мы, дикари, смотрели бы звериные пляски ваших донага раздетых тел. Этому козлу, — Сарос издевательски пальцем указал на Иегуды, — я бы подобрал свинью пожирней да поморщинистей... Но я ничего этого не сделал! Скажи, не выдумывая, почему я сего не сотворил?
Вопрос был слишком сложен, Ргея заметно колебалась, но Сарос ждал правдивого ответа.
«Восхвалить его за это и тем успокоить? Возвысить за то, что не сделал жестокости? А в себе ли он?..»
— Сарос, уйди домой.
— Не уйду без тебя.
— Тебе не дадут со мной уйти — нас убьют.
— Давай возьмёмся за руки и пойдём к воротам, глядя друг другу в глаза, на зависть всем уйдём, ни на кого не оборачиваясь, и побредём пешком на мою родину... Я же люб тебе?
— Нет, не люб. Я хочу, чтоб ты ушёл... Ушёл... А мне нельзя с тобой! — клокотал голос несчастной Ргеи.
— А кто люб? — Сарос, сдавалось, запасся терпением.
Ргея собиралась ответить горячо и зло, неправду и назло, но всё это вместе с ответом, подразумевавшим истину, утопло в её сердце, в спутавшихся мыслях. Она закрыла лицо руками и жалобно заскулила.
Купцы, видя, что варвар без меры волен в чужом дому, ко всему дозволяет себе обижать женщину Иегуды, вновь суетливо встрепенулись, забурчали, топая, поменяли места. С порога светёлки послышался крик — звали людей, обязанных разрешить раз и навсегда всё это безобразие с надоевшими последними двумя дикарями.
С лестницы послышался топот. Купцы разом выскользнули из комнаты. Перс что-то крикнул Ргее и, остановленный вторым готом, шагнул за диван. Стемид и Сарос, выставив мечи, застыли посреди светёлки в ожидании боя.
— Вторым будешь ты! — на готском языке назначил Сарос очередь персу, и тот без перевода понял варварский рык.
Из-за двери донеслись чьи-то крики. Бухавшие ноги остановились, раздалось шипение шепотков. Перс, воспользовавшись отвлечением готов, молнией вылетел из светёлки.
Стемид сделал несколько шагов к порожку, встал, прислушался.
— Что такое? — спросил он у друга.
— Что такое? — обратился Сарос к Ргее.
Однако та была в полуобморочном состоянии: на бледном её лице — ни тени губ, глаза не моргали... Испуганный Сарос подхватил деву на руки и встряхнул.
— Ты так ей голову отломишь!
— Поди же лучше и узнай, в чём дело! — Сарос уложил болезную на диван.
Будто из живых никого, кроме двух готов, в этом доме не осталось.
Внизу с опрокинутыми скамьями воевала хозяйка, что-то нелестное, даже бранное бросая вслед поспешно покидавшим её дом людям. Забыв о страхе, к сведению дочек, слуг и прислужниц доводила некоторые примеры глупости муженька, а потом и вовсе откровенно принялась его костерить. Тот, словно чёрт из печки, объявился с улицы, первым делом посмотрел наверх — туда, где белела открытая дверь комнаты Ргеи.