Карл сказал всё и застыл в ожидании, когда пожелавший совета римлянин повернётся и уйдёт.
— Я не склонен думать, что для вас сегодняшний день будет удачным. Ждите! — И делегаты города отправились в свою ставку.
— Будем торговаться, — проговорил коротко Карл двум гвардейцам, ничего из состоявшегося разговора не понявшим.
— Чем ты их тут напугал? — вяло спросил Карл, проходя мимо продолжавшего отрешённо сидеть Сароса, который прикрыл измученные веки и видел яркий свет сине-васильковых глаз.
— Сколько ждать? — крикнул вождь в спину переговорщику и с размаха рубанул мечом по мазаной стене, на которую опирался спиной. На глиняной поверхности образовалась выбоина, посыпались крошки, редким мочалом вылезла солома. «Если поджечь, эти штуки дотла сгорят, — мелькнуло в голове Сароса. — Но отчего-то ни один дом не горит... Странно».
— Не хотят рыбьи рубахи драться, — неспешно вернувшийся Карл навис над конунгом. — Может, окружают, а?
— Роальд, что там в степи? — крикнул Сарос главному гвардейцу, хотя того отсюда не было видно, и конунг не знал близко ли тот.
До Роальда не сразу докричались по цепочке. Он поспешил на зов, спрашивая на ходу, чем интересуется конунг.
— Звал? — спросил он, наконец добравшись до вождя.
— Нас что, уже окружили?
— Кто? — растерялся здоровенный, но очень подвижный главарь гвардейской братии. — Никого же вокруг не было?
— А сейчас уже, поди, и есть! Посмотрел бы ты... — Сарос осматривал щербатую кромку своего огромного меча.
Роальд тут же убежал, кого-то позвал, всех всполошил, чертыхаясь на случай и на Сароса. Воины, видя поспешный отъезд гвардейцев, вставали, вскакивали, спрашивали о неизвестном у незнающих соседей, спешили к конунгу за объяснениями.
— Стройся в проулках... Стоять наготове! Кто ранен, идите-ползите на горку. Оттуда по счёту шлите замену.
Из-за углов крайних хат на площадь нацелились глаза, уши, пики. Авангард северян, забыв про усталость, пришёл в движение. На всём пространстве посада забегали, превратившись в слух, в ожидание, в саму дисциплину, воины...
Море между белыми дворцами казалось нарисованным. Оно принадлежало тем людям, что стояли напротив манипулами, подобными поблескивающей серебром стерне...
Спустя пару часов положение не изменилось. Бойцы обеих сторон постепенно разговорились, и от гула их голосов город как бы ожил.
Наконец в центр площади вынесли две скамьи, накрыли серыми полотнищами — для переговорщиков.
Сарос остался на месте. Скрывая рвущиеся на волю чувства, вошёл в одну из хат, смахнул черепки с лежанки, навзничь повалился и задумался о своём.
Карл со Стемидом в сопровождении крепких, более-менее опрятно выглядевших воинов уселись напротив городских делегатов.
— Зачем вы разорили всё, что жило до вас мирно?
— Речь не о том. Давайте к делу!
— Это ты, варвар, вышел на площадь первым — говори, чего хочешь!
— Это ты, слюнявый старый боров, не способный добыть женщину и потому покупающий её за деньги, пошёл за советом, а я тебя ждал! Вот ты и говори!
— Ты что, главным будешь?
— Не последним! — привыкая к звукам позабытой речи, ответил Карл.
Городская сторона посопела, посмотрела на звериные, ледяные и страшные физиономии молчаливо окруживших своего главного готов. Центурион буркнул что-то среднего возраста греку — видимо, вожаку местной торговой общины или её авторитетному старосте. Тот в свою очередь кое-что уточнил у пыхтевшего военачальника — возможно, трибуна-командира всех здешних римских войск.
— Можете сказать что-нибудь и нам. О языке не беспокойтесь — он не станет между нами препятствием! — Карл сделал недовольную гримасу, всем своим видом показывая, что сии переговоры стесняют грандиозные планы нетерпеливого войска.
Лица городских с плохо скрываемым волнением изобразили крайне озадаченные мины. Таинственный гот пугал не только знанием их наречия, но и не вполне понятным поведением, а также отсутствием звериного холода на лице, свойственного диким северянам. Грек, видя, что предстоит договариваться не с еловым пнём из хмурых, нехоженых закоулков, где хозяева — зоркий медведь да свирепый бык, решил сменить тон и начать путать возомнившего о себе слишком много переговорщика. Наперво грек полагал изощрёнными фразами сбить спесь с умника.
