...Но и в дали, в краю чужом
Я буду мыслию всегдашней
Бродить Тригорского кругом
В лугах, у речки, над холмом,
В саду под сенью лип домашней.
Когда померкнет ясный день,
Одна из глубины могильной
Так иногда в родную сень
Летит тоскующая тень
На милых бросить взор умильный.
Красавица Зизи, Евпраксия Николаевна, родила барону Борису Вревскому одиннадцать детей, и довольно понятны мотивы, по которым Борис Александрович в 1856 году отказался принять в свою семью ещё и сыновей Ипполита Александровича[7]. А после смерти брата отсудил у Юлии Петровны большую часть имений, принадлежавших Вревским (одиннадцать ртов диктуют свои законы и мораль).
Не хотелось бы повторять, что «отношения Юлии и Бориса Вревского плохие», но и наивно думать, что они очень любили друг друга. Скорее всего — выручал этикет.
Во всяком случае, большую часть расходов и забот по установлению памятника погибшему на Кавказе Ипполиту взял на себя именно Борис, может быть и чувствуя свою вину.
Павел Александрович Вревский известен прежде всего тем, что состоял генералом свиты Николая I; его имя чаще других Вревских упоминается в официальных, наградных и парадных книгах.
С 1837 года был частым гостем на Кавказе, где тогда уже служил его брат Ипполит Александрович. В ту пору там было много декабристов — по указу отслужившие в солдатах могли вернуться домой. Желали многие: М. М. Нарышкин (брат Маргариты Тучковой, первой игуменьи Спасо-Бородинского монастыря), Назимов и Н. И. Лорер, вспоминавший, что «брат Ипполита Вревского Павел был молодой человек красивой наружности, отличавшийся большой личной храбростью и любивший наше общество». Ещё Лорер добавлял, что Павел дружил с армейским капитаном Львом Сергеевичем Пушкиным — всеобщим любимцем[8].
Четыре года сгорал от любви к Марии Сергеевне Ланской. Мать Машеньки Варвара Сергеевна долго боролась с аристократической спесью и отвращением, вызванным одной только фамилией жениха. «Борьба» увенчалась в 1844 году весёлой сельской свадьбой.
«Я думаю, что другая мать никогда бы не дала согласия на подобный неравный брак, — говорила она близким знакомым по-французски. — Но я слабая мать, я люблю Мари, пусть делают, что хотят...» Её бросались утешать, но она жестом останавливала радетелей и снова с презрительным негодованием и брезгливостью повторяла: «Воспитанник! Какой бесславный выбор!»
Венчались на Клязьме, в имении Ланских, в сельской церкви. Чопорная сановница не хотела венчать дочь в Петербурге под прицелом презрительных моноклей. Впрочем, молодым везде весело: катались на лодках, поставили два спектакля, упились шампанским, за исключением, разумеется, новобрачных.
Через год в родах умерла обожаемая жена, ещё через год — единственный ребёнок. «Жизнь Павла Александровича, — пишет его знакомый граф М. Д. Бутурлин, — была разбита навсегда, и он целиком отдавался службе, чтобы не сойти с ума».
В 1850 году составил очень толковую записку «О состоянии русской армии» для австрийского императора. Тот остался доволен хорошей книгой и наградил Вревского орденом Железного креста I степени. Если читатель помнит, титул и фамилию Павлу даровал именно австрийский император. Так что барон Вревский милости не забыл, баронство своё честно отработал — отблагодарил.
Знаменит Павел Александрович, хотя скорее печально, ещё и тем, что собирался повлиять на исход Крымской войны. От обороны Севастополя он предлагал перейти в немедленное наступление и сам хотел идти впереди войск. Своей страстью заразил всех: императора, министра военных дел Долгорукова и даже осторожного Горчакова. Кончилось дело приказом из Петербурга о наступлении и неудачной битвой 4 августа 1855 года у Чёрной речки — позором проигранной войны. Павлу Александровичу так не терпелось участвовать в собственном проекте, что он носился по полю боя как сумасшедший. Первым ядром под ним убило лошадь, вторым — контузило в голову. Он не унимался. Третье ядро сорвало фуражку, а четвёртое убило наповал. За горячую веру в наступление он расплатился жизнью. Ему было сорок шесть, и если бы тогда остался жив, то всё равно бы застрелился. По долгу чести.
