Ольга громко рассмеялась.
Он взял с колен остол, протянул его вперед и крутнул над головой вожака. Упряжка побежала быстрей.
- Такая лютая стужа, а вы сидите в одном жилете.
- Какая тебе стузя, матуська! Будет стузя, я мало-мало побезю за нартоцькой, сразу зярко станет.
- Мы и ночью поедем?
- Луна будет - поедем и ноцью!
- А не страшно?
- А цего тебе страсьно?
- А звери?
- Какие тебе нузьны звери, матуська?
- Мне-то никаких не надо, - сказала Ольга. - Ну а разве тигр или медведь не могут напасть на нас?
- Медведь нынце в берлозьке спит, а тигр и без нас с тобой сытый. Его за кабанами ходит, кусяет сколько надо ему. А я ему зацем, старый целовек? - добавил он шутливо.
- Но я-то не старая!
- Тебя, наверно, он мозет скусяць! - еще более оживился Бяпалинка.
Ольге Игнатьевне приятно было разговаривать со старым орочем о тайге, о зверях, об охоте. Она считала, что ей давно пора знать обо всем этом, а не выглядеть белой вороной среди природных таежников, которые постоянно говорят о своем удивительном промысле, а она только слушает развесив уши.
- Скажите, Евлампий Петрович, а что это за могила тигра на берегу Турнина? - спросила она. - Неужели под тем шалашиком похоронен тигр?
- Наверно, матуська!
Он рассказал, что давно-давно, теперь уже мало кто помнит, русские охотники отбили у тигрицы детеныша: она долго бродила около стойбища, и все это время люди жили в тревоге. Шаман говорил, что, раз разгневали амбу - священного зверя, не миновать беды. И вскоре беда пришла. Тигрица выследила и унесла трехлетнего Петьку Акунку. Охотники устроили погоню за хищницей. Целый день гнались они по ее следу и нашли на горном перевале в пещере. Большая сворка собак несколько часов облаивала пещеру, пока не выгнала оттуда тигрицу. Хотя по древнему обычаю народа тигра убивать нельзя, ради спасения ребенка пришлось нарушить обычай. Тигрицу застрелили. Мальчик, к счастью, оказался цел и невредим. Ну, а раз амбу застрелили, нужно его похоронить с почестями. Так возникла на берегу Турнина "хуми", то есть могила тигра, место почти священное для орочей. Ежегодно, перед началом соболевки, они приходят сюда, просят удачи на охоте.
- Где же он теперь, тот мальчик, которого унесла тигрица? - спросила Ольга.
- В Агуре, где зе, - ответил каюр. - Да ты, матуська, разве не знаесь Петра Акунку?
Акунков было в Агуре много, какой из них Петр, она точно не знала. Кто-то из Акунков, помнится, недавно заходил в больницу, вызвал Ефросинью Ивановну, о чем-то поговорил с ней и, уходя, оставил в сенях большого, килограмма на четыре, тайменя.
"Удивительно, - подумала Ольга, - как это они, орочи, среди которых нет ни одного великана, все как на подбор дробные, низкорослые, узкогрудые, - как они исхаживают вдоль и поперек дремучую тайгу, ночуют, если придется, на снегу около костра, смело выслеживают диких зверей и в поединках с ними почти всегда выходят победителями. А такие болезни, как оспа, грипп, дифтерит, косили, бывало, целые стойбища. А сколько страданий приходилось испытывать роженице. Перед самыми родами муж увозил жену далеко в тайгу, оставлял одну в холодном, сооруженном из древесного корья шалаше, и, предоставленная самой себе, женщина в муках разрешалась от бремени. Вот еду к Марфе Самсоновне Уланке, буду принимать у нее ребенка, - мысленно рассуждала Ольга. - А ведь было у нее пятеро, и двоих детишек потеряла она после тяжелых родов в тайге, куда ее всякий раз увозили сородичи".
Ольга знала все подробности о Марфе Самсоновне из лечебной карточки, которую в свое время завел Александр Петрович. Она твердо решила, что по возвращении в Агур, не откладывая в долгий ящик, возьмется за изучение всех двухсот карточек, что хранятся в больнице, и заведет новые, - ведь людей, слава богу, с каждым годом прибавляется у орочей.
Вдруг ей показалось, что упряжка бежит медленнее, словно притомилась, и подумала, что опоздает в Кегуй.
- Что-то мы тихо едем!
- Загоняць собацек нельзя, ведь и они тозе заболець могут! - серьезно произнес каюр.
Они проехали мимо старой дуплистой липы с широченным, в три обхвата, стволом, на котором была исцарапана кора.
