- Думала, что посижу с вами, поговорю, - сказала она, - а меня вызывают на участок.
- Далеко? - спросил Медведев.
- В Кегуй, а где этот Кегуй - ведать не ведаю...
- Можете воспользоваться моей машиной, доктор, - предложил Медведев.
- Спасибо, поеду на собачках с нашим Евлампием Петровичем. Возможно, задержусь на несколько дней, а машина ждать не будет.
Присаживаясь на кровать к Полозову, она скорей по привычке, чем по необходимости взяла его руку, проверила пульс.
- Молодец, почти здоров. Вернусь из Кегуя, выпишу вас из больницы, Юрий Савельевич. Так что не скучайте тут без меня. Оставляю вас на полное попечение Ефросиньи Ивановны. - И, обращаясь к Медведеву, спросила: - А вы надолго сюда?
- До вечера, пожалуй, посижу с Юрой. Вы бы, доктор, посетили Мая-Дату. Встретим вас со всем таежным гостеприимством. Кстати, наш леспромхоз ведь тоже входит в ваши владения.
- А как же, входит. Вот выберу время и приеду! - пообещала она.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Когда Ольга Игнатьевна в сопровождении Фроси и Медведева вышла из больницы, собаки уже стояли в упряжке около крыльца и дожевывали юколу.
Евлампий Петрович Бяпалинка, лет под шестьдесят, со скуластым, изрытым морщинами и оспой лицом, ухватился обеими руками за поворотный шест, приподнял нарту и несколько раз стукнул полозьями о мерзлую землю. Собаки встрепенулись, сгрудились вокруг вожака - здорового широкогрудого кобеля с подпалинами на боках, - спутали постромки.
Застилая нарту медвежьей шкурой, Евлампий Петрович искоса поглядывал на незнакомого Медведева, который с видом знатока давал Ольге в дорогу советы, казавшиеся орочу по меньшей мере наивными.
- Все у вас готово, Евлампий Петрович? - торопливо спросила Ольга.
- Готова, матуська! - ответил каюр, попыхивая короткой трубкой.
Усадив ее, закутал ей ноги теплым мехом.
- Ну, счастливо тебе! - ласково сказала Фрося и ткнулась лицом в Ольгино плечо. - Гляди, однако, Евлампий, осторожненько ехай! - обратилась она к каюру и что-то добавила на родном языке.
- Ай-я-гини!* - сказал он и, взмахнув остолом, пронзительно свистнул. Собаки натянули постромки.
_______________
* Хорошо!
Заметив в окне Полозова, Ольга улыбнулась ему, помахала варежкой. Юрий не успел ответить - упряжка завернула за угол дома.
Каюр еще некоторое время бежал за нартой, выправляя ее поворотным шестом, потом сел впереди Ольги, положив на колени остол.
Она удивилась, как легко старик одет, - на нем был меховой жилет, короткие, ниже колен, унты, шапка с длинными ушами.
- Вам не будет холодно, дедуля?
- Да мы, матуська, привыцные, - сказал Бяпалинка и стал выколачивать пепел из трубки.
Невысокое зимнее солнце скупо освещало небо. Порывами дул ветер, сбрасывая с деревьев снежную пыль и кружа ее в воздухе. Когда тропа побежала в тени густой кедровой хвои, Ольга увидела на дереве белку; она без всякой опаски сидела на тонкой ветке, накрыв себя с головой пушистым хвостом.
- Евлампий Петрович, белочка!
- Нынче, матуська, оресек кедровых богато - белоцек много развелось...
Ольге нравился и его неторопливый говор со множеством ласковых и уменьшительных слов, и то, как Евлампий Петрович прицокивал - так, впрочем, разговаривали по-русски почти все старые орочи.
- Ваши люди уже охотятся на белок?
- Нынце и на белоцек и на соболя охота есть. Однако наси люди далеко, за перевалом. Там тьма кедров растет.
- Жалко белочек, они такие милые...
- А доську белицью, однако, носить любись?
- Не знаю, никогда не носила!
- Как зе так не носила? - не поверил он. - В больсем городе зила и не носила. Нас брат всю пусьнину городу сдает, а ты, однако, не носила.
- Так ведь дорогие они, беличьи шубы!
- Не пецялься, матуська. Подольсе с нами позивесь, наверно, будет у тебя белицья доська. В презнее время, помню, когда зену себе покупал, я полсотни соболей за нее отдал, белоцек сто стук, бурундуцков и всего много...
- Наверно, очень красивая она была, если столько разных мехов за нее отдали? - спросила Ольга.
- Давно дело было, узе не помню, какая она была! - ответил он и, выждав несколько секунд, добавил: - Однако и ты, матуська, ницего себе, красивая. За тебя тозе больсой тэ дадут, наверно!
