Сейчас Осину предстояло исправлять ошибки, потому он излучал очарование, добродушие и черт знает, что еще, радужное и светлое. Ему позарез нужны были эти женщины. Одна хотя бы. В планах профессора на будущее имелась существенная прореха: в силу возраста будущего у профессора оставалось мало. Но разве это повод умалять аппетиты? В свои семьдесят шесть профессор вознамерился, отхватить еще один жирный кусок. При содействии, между прочим, барышень Татарцевых.
— Следовательно: жить негде, сбережений нет?
— Негде и нет! — Ирина по привычке заняла решительную позицию. — У вас есть предложения?
— Есть! — ошарашил Осин, — но только для одной из вас.
— Я — пас! — сразу заявила Вера.
Ирина ее одернула.
— Помолчи, — и повернулась к Осину, — продолжайте, профессор.
— Я — человек старый, скоро умру…
Виктор Викторович надеялся услышать возражения. Что вы, что вы прекрасно выглядите…Он замолчал, давая собеседницам возможность сказать комплимент. Напрасно. Татарцевых не интересовала его персона. Размениваться на любезности девушки не собирались.
— Я привык заботиться о своих близких, — с тяжким вздохом повел дальше Виктор Викторович. — Но что важнее, они привыкли, чтобы о них заботились. Если одна из вас согласится взять на себя функции главы моего семейства, материальные проблемы вашего я решу.
— То есть? — Ирина подалась вперед и вцепилась в Осина напряженным взглядом. — Что вы имеете в виду?!
Как и полагал профессор, разговор пошел между ним и Ириной. Вера по-прежнему в сложных ситуациях отсиживалась за спиной младшей сестры.
— Мои бывшие жены — большей частью старухи. Вздорные, больные старухи. Дети не ладят между собой. На роль арбитра не годится никто. А мне крайне нужен человек волевой, честный, целеустремленный. Такой как ты, Ирина…
Казалось, глаза Осина смотрят Ирине прямо в душу. В самые потаенные уголки, где скрываются, спрятанные от самой себя: зависть к сестре; презрение к глупой неумехе, не совладавшей с бабьей кликой; упустившей из рук богатство, связи, карьеру.
Хромая докторша Ира не составляла загадки Виктору Викторовичу Осину. Он умел читать в человеческих душах.
— Я располагаю определенными средствами, и не хотел бы, что б семья моя нуждалась. Однако в силу разных причин документально оформить многие моменты невозможно. Ситуация слишком сложна и станет еще хуже после моей кончины. Особенно для Пети. Конечно, мальчика не выбросят на улицу. Не лишат куска хлеба. Но соблюдать его интересы никто не будет. Когда дело касается денег, люди теряют совесть и честь.
Ирина вежливо кивнула. Даже изобразила участие на лице. Племянника она видела трижды. Красная сморщенная рожица, перекошенный череп, тоненькие, как червячки пальчики…мальчик будил в душе страх…такой поганенький…
— Я оформил завещание, где отписал равные части всем детям. Но некоторое имущество не имеет пока материальной ценности…
Профессор тщательно подбирал слова. Излишняя откровенность могла стоить жизни или свободы.
За годы работы Осин сделал много изобретений и накопил на Родину немало обид. Поэтому по зрелому размышлению решил не дарить последней плоды своих трудов, а оформить патенты за границей и заработать на этом деньги. Виктор Викторович прозондировал почву у немецких юристов по основным вопросам международного авторского права. Те порекомендовали обратиться к австрийским коллегам (Австрия находилась тогда под контролем союзных армий, не советских!) и заручиться согласием правоприемника. Его и искал Осин в лице Ирины.
Кроме того существовала еще одна проблема. Профессор Осин не хотел терять Отрадное. Ранее собственный, ныне казенный, шикарный по советским меркам загородный особняк, в 1922 году был национализирован в пользу госпиталя. В 1923 дом удалось вернуть, взяв в долгосрочную аренду. Среди прочих, в договоре имелся пункт: после смерти профессора права на дом переходят к его вдове, а по ее кончине семья долна освободить особняк. Чтобы семейство продолжало как можно дольше наслаждаться комфортом, Осину требовалась молодая и здоровая вдова.
— Если одна из вас возглавит семейство и будет вершить дела по справедливости, другая получит двадцать пять тысяч единовременно и по пять тысяч каждый год, пока Пете не исполнится восемнадцать лет.
