| Not fat: just rounded and complete, the hair white, the eyes still even young, even a faint bloom yet on what would be dewlaps and not cheeks any longer, the small plump ringed unscarified hands folded in tranquil anticipation of the food, on the damask before the Haviland beneath the candelabra) and against Judith already taller than Ellen, and Henry though not as tall for sixteen as Judith was for fourteen, yet giving promise of someday standing eye to eye with his father; this face which rarely spoke during the meal, with eyes like (as you might put it) pieces of coal pressed into soft dough and prim hair of that peculiar mouse-like shade of hair on which the sun does not often shine, against Judith's and Henry's out-of-doors faces: Judith with her mother's hair and her father's eyes and Henry with his hair halfway between his father's red and Ellen's black and eyes of a bright dark hazel-this small body of Miss Rosa's with its air of curious and paradoxical awkwardness like a costume borrowed at the last moment and of necessity for a masquerade which she did not want to attend: that aura of a creature cloistered now by deliberate choice and still in the throes of enforced apprenticeship to, rather than voluntary or even acquiescent participation in, breathing-this bound maidservant to flesh and blood waiting even now to escape it by writing a schoolgirl's poetry about the also-dead. | Не тучной, нет, всего лишь налитой и зрелой; седые волосы, все еще молодые глаза, даже слабый румянец на теперь уже несколько обвислых щеках; пухлые пальцы унизаны кольцами, гладкие ручки терпеливо сложены в предвкушении еды на камчатной скатерти перед хевилендовским сервизом под хрустальными канделябрами); он смотрел на нее не чаще, чем на Джудит, уже переросшую Эллен, и на Г енри, хотя и не такого рослого для своих шестнадцати лет, какою Джудит была для своих четырнадцати, но уже обещавшего скоро догнать отца; он совсем не замечал лица этой девочки, редко говорившей во время еды, ее глаз, наподобие угольков (если можно так выразиться), воткнутых в мягкое тесто, ее аккуратно зачесанных волос того характерного мышиного оттенка, какой приобретают волосы, редко освещаемые солнцем, рядом с обветренными лицами Джудит и Генри - у Джудит волосы матери и глаза отца, у Генри волосы черные, как у матери, с рыжеватым оттенком, унаследованным от отца, и светло-карие глаза, - не замечал щуплого тельца мисс Розы, отличавшегося какой-то странной неловкостью, словно на ней был костюм, в последнюю минуту и по необходимости взятый напрокат для маскарада, на который ей вовсе не хотелось ехать; не замечал этой ауры вокруг человека, который заточил себя по собственному выбору и который так и не научился добровольно или хотя бы просто покорно дышать, но все еще претерпевает муки обучения из-под палки; эту рабыню собственной плоти и крови, которая даже и теперь пыталась бежать от жизни, сочиняя ученические вирши о своих тоже умерших земляках. |
| The face, the smallest face in the company, watching him across the table with still and curious and profound intensity as though she actually had some intimation gained from that rapport with the fluid cradle of events (time) which she had acquired or 'cultivated by listening beyond closed doors not to what she heard there, but by becoming supine and receptive, incapable of either discrimination or opinion or incredulity, listening to the prefever's temperature of disaster, which makes soothsayers and sometimes makes them right, and of the future catastrophe in which the ogre-face of her childhood would apparently vanish so completely that she would agree to marry the late owner of it. |
