| Even then he had that same alertness which he had to wear later day and night without changing or laying aside, like the clothing which he had to sleep in as well as live in, and in a country and among a people whose very language he had to learn that unsleeping care which must have known that it could permit itself but one mistake; that alertness for measuring and weighing event against eventuality, circumstance against human nature, his own fallible judgement and mortal clay against not only human but natural forces, choosing and discarding, compromising with his dream and his ambition like you must with the horse which you take across country, over timber, which you control only through your ability to keep the animal from realizing that actually you cannot, that actually it is the stronger. | Даже тогда в нем была та настороженность, какую позже он будет носить день и ночь, не снимая и не меняя, словно одежду, в которой ему приходилось и спать и бодрствовать, в чужой стране, среди людей, самый язык которых ему пришлось выучить; то неусыпное внимание, которое наверно знало: допусти одну-единственную ошибку - и конец; та способность сравнивать и сопоставлять закономерность со случайностью, обстоятельства с человеческой природой, свое собственное ненадежное сужденье и смертную плоть не только с человеческими силами, но и с силами природы; способность делать выбор и отказываться, идти на уступки своей мечте и честолюбивым замыслам - подобно тому как человеку приходится уступать лошади, на которой он скачет по лесам и оврагам и которой управляет лишь благодаря его способности помешать ей понять, что на самом деле управлять ею он не может, что на самом деле она сильней его. |
