|
| That is what I expected. | Вот чего я ожидала. |
| This is what I saw as I stood there before the church between papa and our aunt and waited for the carriage to arrive from the twelve-mile drive. | А вот что я увидела, когда стояла перед церковью между папой и нашей тетей в ожидании, когда коляска пройдет эти двенадцать миль. |
| And though I must have seen Ellen and the children before this, this is the vision of my first sight of them which I shall carry to my grave: a glimpse like the forefront of a tornado, of the carriage and Ellen's high white face within it and the two replicas of his face in miniature flanking her, and on the front seat the face and teeth of the wild Negro who was driving, and he, his face exactly like the Negro's save for the teeth (this because of his beard, doubtless)-all in a thunder and a fury of wild-eyed horses and of galloping and of dust. | И хотя я, наверное, еще до этого видела Эллен и детей, вот картина, которая впервые представилась мне тогда и которую я унесу с собою в могилу: летящая вихрем коляска, в коляске надменное белое лицо Эллен, по бокам у нее две уменьшенные копии его лица, на переднем сиденье лицо и зубы дикого негра-кучера, и он, его лицо точь-в-точь как у негра, кроме зубов (без сомнения, благодаря бороде) - смерч, ураган; лошади с дико горящими глазами галопом несутся вперед, с грохотом вздымая клубы пыли. |
| 'Oh, there were pleaty of them to abet him, assist him, make a race of it; ten o' clock on Sunday morning, the carriage racing on two wheels up to the very door to the church with that wild Negro in his Christian clothes looking exactly like a performing tiger in a linen duster and a top hat, and Ellen with no drop of blood in her face, holding those two children who were not crying and who did not need to be held, who sat on either side of her, perfectly Still too, with in their faces that infantile enormity which we did not then quite comprehend. | О да, их там было множество - тех, кто готов был подстрекать его, помогать ему, превратить это в скачки; воскресенье, десять часов утра, коляска на двух колесах вихрем подлетает прямо к дверям церкви, на облучке этот дикий негр в человеческой одежде - ни дать ни взять дрессированный тигр в полотняном пыльнике и в цилиндре, а Эллен - ни кровинки в лице - держит этих двоих детей, которые не плачут и которых вовсе не нужно держать; они сидят у нее по бокам совершенно спокойно, и на их детских лицах написано что-то бесконечно отвратительное -тогда мы еще не совсем это распознали. |
| Oh, yes, there were plenty to aid and abet him; even he could not have held a horse race without someone to race against. | О да, там было множество тех, кто его подстрекал, кто ему содействовал; ведь даже он не мог бы устроить скачки без соперников. |
| Because it was not even public opinion that stopped him, not even the men who might have had wives and children in carriages to be ridden down and into ditches: it was the minister himself, speaking in the name of the women of Jefferson and Yoknapatawpha County. | Потому что его остановило даже не общественное мнение и даже не мужчины, чьи жены и дети сидели в колясках, которые могли перевернуться и свалиться в канаву, его остановил сам священник - он выступил от имени женщин Джефферсона и округа Йокнапатофа. |
| So he quit coming to church himself; now it would be just Ellen and the children in the carriage on Sunday morning, so we knew now that at least there would be no betting now, since no one could say if it was an actual race or not, since now, with his face absent, it was only the wild Negro's perfectly inscrutable one with the teeth glinting a little, so that now we could never know if it were a race or a runaway, and if there was triumph, it was on the face twelve miles back there at Sutpen's Hundred, which did not even require to see or be present. | Поэтому сам он больше в церковь не ездил; теперь по воскресеньям в коляске сидела одна только Эллен с детьми, и потому мы теперь знали, что теперь по крайней мере никто не будет биться об заклад - ведь никто не мог сказать, настоящие это скачки или нет, потому что теперь, когда его лица не было, оставалось только совершенно непроницаемое лицо негра, на котором слегка поблескивали зубы, так что теперь мы никак не могли понять, что это - скачки или просто лошади понесли, а если где и было торжество, то лишь на лице в двенадцати милях отсюда, в Сатпеновой Сотне, на лице того, кому даже не нужно было ничего видеть или при сем присутствовать. |
