Машка выдохлась настолько, что буквально распласталась на огромной спине своей Медведицы, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Пончик, как обычно, не возражала, топая вместе с ребятами, вполне довольная собой. Настасья, шедшая рядом, тоже держалась рукой за её бурую косматую шкуру, чтобы не отстать и не потеряться. Евген уже безумно утомил её своими разговорами, в сто первый раз описывая то, как его несравненный огненный тигр придушил Машину пуму.
— Слушай, ты не мог бы уже заткнуться, пожалуйста, а? — не выдержала Таня. — Когда тебя все об этом спрашивали, ты не хотел разговаривать, — как в рот воды набрал, а теперь трещишь без остановки.
— Видимо, эта самая вода прорвала у него в мозгах какую-нибудь плотину, — пошутил Бирюк.
— Не нравится — не слушайте! — огрызнулся Евген, но говорить всё-таки перестал.
Настасья, с трудом перелезая через древесные корни вслед за остальными и стараясь при этом не упасть, тоже вспоминала прошедший поединок, пытаясь порадоваться за победу Евгена, но это у неё не особенно получалось — перспектива неизбежного умерщвления животных в конце каждого боя, пусть даже и магических, совершенно её не прельщала. И чего Евген так безумно этому радуется, ей тоже было непонятно. Её размышления прервала Пончик — Настасья вдруг почувствовала, что медведица никуда больше не идёт, и остановилась вместе с нею. Остальные ребята тоже встали, при этом почти одновременно.
До них донесся странный, тягучий, ни на что не похожий звук. Все молчали, очевидно, пытаясь понять, что же это такое. Пончик вдруг глухо зарычала и начала пятиться назад. Малиновская, приподнявшись на спине у Медведицы, спросила: — Вы чего? Почему остановились-то?
— Слышишь? — прошептала ей Настасья.
Машка прислушалась и ничего не сказала в ответ.
— Мы ведь ещё не миновали Портал, верно? — услышала она испуганный Танин голос. — Так что это может быть всё, что угодно!
Ночную темноту озарили вспышки синего, красного и белого цвета — это Антон, Евген и Бирюк сотворили и зажгли в своих ладонях магические пули. Их свет казался сейчас неестественно ярким, наверное, оттого, что их уже окружала почти кромешная темнота. Пончик, рыча, продолжала пятиться назад, и Малиновская пыталась её успокоить или хотя бы просто сделать так, чтобы она остановилась.
— Ну чего ты, Понча? — уговаривала Маша. — Чего испугалась-то? Стой спокойно, всё в порядке, — но уверенности в её голосе не ощущалось.
Не было больше слышно никаких звуков, никакого шороха шагов, ничего, что могло бы оповестить друзей о том, что к ним кто-то приближается, но внезапно из темноты раздался голос:
— Не нужно бояться, друзья мои. Погасите ваши магические пули, я не причиню вам никакого вреда.
Мария прислушалась. Голос казался ей странно знакомым. Она уже где-то слышала его раньше. Озаряемая светом магии, навстречу им вышла высокая, закутанная в саван фигура, опирающаяся на посох. Путник прошелестел:
— У каждого из нас своя дорога…
— Ты прав, Морфиус, — ответил ему Антон. — И наши дороги явно идут сейчас в разные стороны.
Да, это был именно Морфиус — Маша вспомнила этот странный, нездешний, сухой и сиплый голос, — как будто песок пересыпается через узкое горлышко песочных часов; как осенние листья, гонимые по лесу бессердечным ветром. Потом ей припомнилось его серое, неприятное лицо, и она порадовалась тому, что на этот раз Морфиус не спешил снимать свой капюшон.
— Вы так молоды, так отважны, — продолжал Морфиус. — Жаль будет, если вас убьют. Великая скорбь. Но мне не привыкать к ней, нет. Мудрые многого вам не рассказывают, а вы слишком многому верите. Неужто каждый из вас думает, что вы и дальше будете вот так веселиться, беспечно создавая себе новых зверушек?
— Вы сказали, у каждого из нас своя дорога, — обратилась к нему Настасья. — Так, может быть, вы оставите нас в покое и пойдете своей?
Морфиус медленно повернул свою голову в её сторону. Его желтые кошачьи глаза будто впились в Настасью.
— Как прекрасно твое лицо, юная дева! Жалко будет засыпать такую красоту сырой землей. — и он протянул свою когтистую руку вперёд, пытаясь дотронуться до её щеки.
