- Ну что ж... Тогда до свидания.
- Да! Давай лечись.
Он коротко, почти с безразличием пожал мне руку и снова повернулся к притуманенной дали. Молча подал мне широкую кисть Пилипенко, сдержанно кивнул головой Гриневич. Затем я торопливо пожал холодные руки бойцов, молча проводивших меня подчеркнуто внимательными взглядами.
Идя назад по траншее, я вслушивался, но тревоги пока не было. Автоматчики по-прежнему сонно добивали ночь: топали, курили, некоторые же, невзирая ни на что, спали, скорчившись в три погибели в своих ячейках. Теперь, однако, все они - знакомые и незнакомые - уходили от меня в прошлое, в мое бывшее и свое будущее, но уже без меня, потому что через час я, наверно, буду далеко.
Я рванул над входом палатку и влез в блиндаж.
Раненые быстро поднялись, разобрали оружие, мы растормошили немца и вылезли в траншею. Обер-фельдфебель немного проспался и вроде бы протрезвел, потому что хотя и без усердия, но все же исполнял наши команды. Правда, идти ему было трудно, он почти не ступал на раненую ногу и прыгал на одной, перебирая по стенам руками.
Между тем начинало светать.
Небо прояснилось, на востоке стал виден край леса над пригорком, где была дорога, - из серых сумерек медленно выплывал оснеженный, неуютный простор. Было ветрено, холодно, снег, однако, не шел. Похоже, будто чуть-чуть подмораживало.
Мы немного прошли по траншее, дальше надо было вылезать наверх. Цветков первым вскочил на бруствер и подал мне руку. Затем выбрался автоматчик с перевязанной головой. Вдвоем они вытащили другого автоматчика и протянули руки немцу,
Обер-фельдфебель нерешительно посмотрел снизу вверх: вряд ли он понимал, куда его вели, наверно, думал - расстреливать, и только сейчас начинал кое о чем догадываться.
- Ну, что лыпалы выкатил? Давай руку!
Он протянул руку, втроем мы с усилием выволокли его на бруствер. Но тут оказалось, что он совсем не может идти и сразу же опустился наземь. Вдобавок ночью кто-то стащил его шинель, немец мелко дрожал от холода в своем кургузом мундирчике. Цветков выругался.
- Как же его вести? Подвода нужна.
- Может, лопату поискать? - сказал я. - Вместо костыля.
Однако меня не поддержали - понятно, возвращаться в траншею никому не хотелось, рассвет вынуждал торопиться. Даль на западе больше, чем ночью, зловеще чернела от нависшего над ней мрака.
- Разве Ананьев не до санроты меня посылал? - вдруг настороженно спросил Цветков.
- Только до речки.
- А от речки вы как? Вот с этим?
- Как-нибудь.
Цветков с раздражением рванул за рукав немца:
- А ну, встать!
Пленный встал, санинструктор взял его под руку. Мы сошли с бруствера и по скользкому от снега травянистому склону направились к мостку вниз.
Цветков довольно бесцеремонно волок немца, тот, часто падая на свободную руку, едва успевал за ним. Втроем мы обогнали их, скользя по пересыпанной снегом траве, сошли к речке и все по тем же балкам разрушенного мостка перебрались на другой берег. Дальше надо было дождаться Цветкова, чтобы взять у него обер-фельдфебеля, и я придержал ребят, которые с заметной поспешностью стремились в тыл.
Однако провести одноногого человека по бревну было не просто, во всяком случае Цветков на это не отважился. Подойдя к мостку, он нерешительно остановился, посмотрел в мутный водяной поток, шумно бурлящий между мокрых, оснеженных берегов.
- Ну что? - спросил я.
- Не пройти. Какая тут глубина?
Черт ее знает, какая тут была глубина, но я вспомнил, что ночью некоторые из автоматчиков где-то переходили вброд.
- Давай, не утонешь!
- Что давай? Иди помоги!
Лезть в воду совсем не хотелось, в сапогах и без того давно уже было мокро. И все же одною рукой я подобрал полы шинели и вошел в реку. К счастью, здесь оказалось неглубоко, я быстро перебежал поток, и мы вдвоем взяли немца. Обер-фельдфебель тотчас повис на наших руках, мы с усилием приподняли его довольно-таки тяжеловатое тело, в воде он раза два прыгнул на здоровой ноге и благополучно очутился на другой стороне.
- Гадская работа! - поморщился Цветков. - В сапогах полно воды.
В сапогах, понятное дело, здорово чавкало, ноги начали стыть, надо было скорее идти, чтобы согреться, но Цветков не отпустил от себя немца.
