Молодой человек из провинции внезапно возвращается к действительности. Успокоившись, он покидает художников и подходит к Росаурите. Будь у него мужество, он бы объяснился. Росаурита хороша как никогда. Росаурита разговаривает с дамой за соседним столиком, с усатой дамой, у которой такой вид, будто она была несчастна сначала с наглецом мужем, а потом с детьми – бандой неблагодарных мошенников.
– У меня есть сосед, владелец такси из этих новых, у которых немного спущен пол и на дверце надпись: «Вход свободный». Он за небольшую плату латает пояса, он очень уважаемый человек. У меня на поясе уже три заплаты, здесь, здесь и здесь. Не будь тут столько народу, мы пошли бы в туалет, и я бы их вам показала.
Молодой человек из провинции постарался побороть смущение.
– Добрый день, Росаура.
– Привет, моя прелесть!
Росаурита бросила презрительный взгляд на даму с порванным поясом и израненной душой.
– Привет, моя прелесть!
– Добрый день, как поживаете?
Росаурита кивнула, покорная и напыщенная, как индюшка перед влюбленным индюком.
– Как видите, друг мой.
Молодой человек из провинции подумал о своей матери, умершей во цвете лет. Молодой человек из провинции в ответственные минуты всегда думает о своей матери, умершей от тифа в расцвете лет.
Теперь позволим себе отступление: мотивы болеро оставляют осадок, то горький, то сладостный, в противоречивом сердце молодых людей из провинции, молодых любителей изящных искусств. Кое кто холит, как редкостный цветок, юношеские прыщи, а другие зато, подобно безмозглым червям, всю ночь из кожи вон лезут, чтобы потом похваляться ученостью перед друзьями. По сути, это одно и то же: у людей не отобьешь ни аппетита, ни охоты давать советы ближнему. Росаурита хранит у себя дома, в ящике комода, пояс полный заплат и воспоминаний.
– Какой чудесный был день в Кольменар Вьехо! Какая коррида!
Росаурита хранит в вате, в коробке испод геморроидальных свечей, белые четки своего первого причастия.
– Какое дивное утро на железных стульях бульвара Реколетос!
Росаурита хранит в мочевом пузыре песчинки, которые время, строптивое, как блудный сын, упорно не желает фильтровать.
– Какой прелестный был день, когда он взял меня за руку и сказал: Росаурита, поцелуй меня в висок!
Росаурита знала, что с ней заговорят.
– Послушайте, Росаура…
– Говори мне «ты».
– Послушай, Росаура..
– Зови меня нежней, скажи «Росаурита».
– Послушай, Росаурита…
– Что?
– Ничего, я забыл, что хотел сказать.
В Артистическом кафе летают с адским шумом сизые голуби.
– Вспомнил. Послушай, Росаурита.
– Что?
– Я хотел бы иметь крылья, как птицы или как херувимы и серафимы.
– Чтобы подняться над землей и летать?
– Нет, чтобы обмахивать тебя как веером…
Молодой человек из провинции сделал над собой невероятное усилие, ужасное усилие.
– Чтобы обмахивать тебя опахалом, как верный раб китаец с раскосыми глазами, подвязанной косой и фарфоровым цветом лица.
Росаурита вздохнула так глубоко, словно делала шведскую гимнастику. Раз, вдох.
– Кальсадо… Два, выдох.
– Зови меня Кандидо.
Раз, вдох.
– Прости.
Два, выдох.
– Прощаю.
Раз, вдох.
– Кандидо.
Два, выдох.
– Что?
Раз, вдох.
– Ты выдающийся человек!
Два, выдох.
– Нет, дорогая.
Росаурита, немного успокоившись, стала дышать нормально и продолжала:
– Да, Кандидо, уверяю тебя, ты гигант!
У Кандидо Кальсадо Бустоса впервые по приезде в Мадрид словно спала с глаз пелена. Но то была лишь краткая вспышка. Что поделаешь!
– Я стою за старинную поэзию, за вечную поэзию. Эти нынешние стихотворения, которые можно читать сверху вниз и снизу вверх, мне ничего не говорят. Иногда, правда, я позволял себе кое какие вольности, но где сонет, добротный сонет?..
– Разумеется, вот и я говорю: где добротный сонет? Сонет создан для любви, правда, Кандидо?
– Правда, Росаурита, это великая истина! Одиннадцатисложник, как говорил дон Марселино Менендеси Пелайо!..
– Вот, вот…
Росаурита, которая была не глупей других, уже заметила, что молодой человек из провинции немного косит.
– Ба, ему это даже идет!
Глаза у молодого человека из провинции не то что косят, они каждый сам по себе, глядят в разные стороны, как рожки улитки.
