Буханка исчезла во рту у слона.
— Узнал! — обрадовался Цыган и прижался щекой к хоботу. — А папку моего помнишь, Оло? А мамку?
Слон приподнял мальчонку хоботом и покачал его из стороны в сторону, издавая дружелюбное урчанье.
Трое мужчин стояли поодаль и с удивлением и страхом следили за этой сценой. Дрессировщик — бритоголовый человек в ермолке пожал плечами.
— Чертовщина какая-то!
Фельдшер снял пенсне, поморгал красными подслеповатыми глазами и рассудительно произнёс:
— Вы же видите — цыган. У них особый дар на животных. Они, как вы знаете, могут любую дикую лошадь образумить. Язык, вероятно, знают или некий подходец имеют, который позволяет им…
Третий мужчина — владелец цирка — прервал эти рассуждения.
— Не теряйте время! — сказал он, — Мальчик! Ты поласкай его пока! Поласкай!
Фельдшер засуетился. Схватил буханку, надрезал её ножом и насыпал из пакетика большую дозу снотворного. Фельдшер рассчитывал, что Оло, проглотив с хлебом этот порошок, станет на какое-то время вялым, безразличным и позволит наложить на больную ногу пластырь с лекарством.
Но перехитрить слона не удалось. Он взял буханку и закинул её за сарай. Цыган расхохотался.
— Заработать хочешь? — спросил у него хозяин цирка.
— Для Оло могу и бесплатно!
— Дайте ему! — приказал хозяин, и фельдшер отдал Цыгану пакетик с порошком, нож и новую буханку хлеба.
Мальчишка подумал, понюхал порошок и отказался.
— Отравится ещё!
— Это всего лишь снотворное! — пояснил фельдшер.
— Я и без него справлюсь!
Тогда фельдшер принёс большой кусок холста, покрытый толстым слоем мази.
— Этот пластырь надо приклеить к задней ноге. У него там рана.
Цыган отбросил нож, пакетик со снотворным порошком сунул в карман, буханку хлеба отправил в рот Оло и, взяв пластырь, наклонился и полез слону под брюхо. Оло протянул за ним хобот, но не остановил, только похлопал по спине, точно хотел предупредить, чтобы он не сделал больно.
Оло стоял в дверях. Задняя половина туловища находилась в сарае, и мужчины не видели, что делает Цыган. Они слышали только, как он сочувственно приговаривал:
— Ой, какая болячка!.. Но ничего, слонище-дружище, потерпи! Заживет! Вот та-ак!.. Потерпи ещё немножечко.
И Оло терпел, хлопал ушами-лопухами и ни разу не двинул ни одной ногой. Когда Цыган закончил перевязку и вышел из сарая, слон опять обнял его хоботом.
— Ап, Оло! Aп! — попросил мальчишка, и Оло послушно усадил его к себе на спину.
Хозяин с нескрываемым пренебрежением взглянул на дрессировщика, произнёс: «М-да-а!» — и сказал Цыгану:
— Слушай, парень! Оставайся у меня в цирке! Не обижу.
— Остался бы! — Цыган вздохнул с искренним сожалением. — Не могу… Работаю в другом месте.
— У меня лучше будет!
— Не могу! — повторил мальчишка. — А где старый дрессировщик?
— Ты его знал? — удивился хозяин.
— Нет! — соврал Цыган. — Просто вижу, что этот не того!..
— Ну-ну! — прикрикнул человек в ермолке. — Поговори мне!
— И поговорю! — не испугался Цыган. — Довёл слона!.. Тебя бы самого на цепь посадить надо! И чтобы она тёрла тебе ноги днём и ночью!
Человек в ермолке схватил палку с крючком и колючкой на конце — с этой палкой он выводил Оло на манеж — и замахнулся на мальчишку. Но слон так свирепо махнул головой, что дрессировщик отскочил.
Цыган, как с горки, съехал вниз по слоновьему хоботу и с достоинством сказал хозяину:
— Нужно будет — позовёшь. Меня в трактире найти можно.
Он ушёл, а Оло долго трубил — звал своего маленького друга.
С какой бы радостью вернулся мальчишка в цирк и остался бы в нем навсегда! Надоели ему грязные тарелки и пьяные голоса. Опротивел запах трактира. Но Цыган знал: если будет нужно, он не уйдёт из трактира до самой старости, до смерти.
Задумавшись, он шёл посередине улицы и не услышал приближающегося цокота лошадиных копыт.
— Посторонись! — крикнул Карпыч.
Цыган отскочил к забору и пропустил коляску. Платайс поднял руку в лайковой перчатке и погрозил ему пальцем. «Не ушёл! — подумал Платайс. — Наверно, и Мика с беспризорниками ещё в Чите…»
— Ему никак нельзя, — тихо, не оборачиваясь к седоку, сказал Карпыч, продолжая начатый до встречи с Цыганом разговор. — Он — телеграф твой! Сгинет по дурному случаю — и конец, однако! До партизан без него не достучишься! Ни ты, ни я ходов к ним не имеем… С этой бухалкой мне в самый раз идти будет! Только б она не трахнула безвременно, окаянная!..
