— Я вызвал вас сюда, чтобы уладить ваше дело с моим внуком, — начал генерал. — Но для этого необходимо, чтобы вы по, крайней мере, хоть замечали друг друга! Прошу вас!
Просьба звучала приказанием, и молодые люди обменялись сдержанными поклонами. После этого генерал продолжал:
— Капитан Роденберг, я узнал, что вы считаете себя обиженным графом Штейнрюком и собираетесь требовать удовлетворения. Это так?
— Да, ваше высокопревосходительство, — последовал спокойный ответ.
— Разумеется, граф готов каждую минуту дать вам это удовлетворение, но я не могу допустить и не допущу этого. Во всяком другом вопросе чести я предоставил бы самим заинтересованным сторонам решать, как им быть, но при тех отношениях, в которых вы по существу состоите к нашей семье, это невозможно, с чем вы должны согласиться.
— Отнюдь не могу согласиться. До сих пор мы настолько пренебрегали этими отношениями, что нам совершенно не к чему считаться с ними именно теперь, а посторонние вообще не посвящены в эту семейную тайну!
— Но она не останется тайной, если дуэль состоится! Публика и пресса начнут докапываться до истины, и она не замедлит выплыть на свет!
— Графу Штейнрюку следовало подумать об этом раньше, чем вызвать меня на подобное решение. Теперь слишком поздно для подобной оглядки.
— Нет! Примирительная формула должна быть выработана во что бы то ни стало! Повторяю вам то, что я уже объявил своему внуку: дуэль не может состояться ни под каким видом!
— В вопросах чести я не позволю отдавать мне какие бы то ни было приказания, ваше высокопревосходительство. Пусть граф повинуется вам в этом отношении, я же категорически отказываюсь!
Рауль не то с возмущением, не то с удивлением поглядел на Михаила. Он, член семьи и наследник генерала, никогда не решался говорить с ним в таком тоне, да и генерал сам никогда не позволил бы говорить так с собой, а от Роденберга он выслушал подобный отказ в повиновении совершенно спокойно! Правда, на его лбу уже появились грозные складки, но все же он снизошел до своего рода объяснений:
— Я — сам солдат и не стал бы требовать от вас того, что противно вашей чести. Вы считаете, что со своей стороны не дали повода к ссоре?
— Нет.
— Ну, а ты, Рауль? Я хочу знать, случайно или умышленно произошло то, что капитан Роденберг считает оскорблением? В первом случае само понятие об оскорблении, разумеется, отпадает! — Он остановился, выжидая ответа, но Рауль упрямо молчал. — А! — продолжал генерал, — значит, это было умышленно? Ну, так ты сейчас же возьмешь в моем присутствии назад свои слова!
— Никогда! — крикнул Рауль. — Дедушка, не заставляй меня идти на крайности! Ты и так перетягиваешь все, струны, и так испытываешь мое послушание, заставляя меня выслушивать в присутствии противника подобное приказание! Капитан Роденберг, я к вашим услугам, благоволите назначить час и место!
— Хорошо! — ответил Михаил. — Сегодня же все будет решено. Теперь я могу удалиться, ваше высокопревосходительство?
— Нет, ты останешься! — крикнул Штейнрюк, сразу переходя с молодым человеком на интимный, родственный тон. — Мне придется напомнить вам обоим кое-что, о чем вы, как видно, совсем забыли! Вы — слишком близкие родственники, и я требую, чтобы вы считались со связующей вас общностью крови! Пусть посторонние хватаются в таких случаях за оружие — сыновья моих детей должны подыскать другой исход!
— Дедушка! Ваше высокопревосходительство! — одновременно и с одинаковым упреком в тоне воскликнули молодые люди.
Однако генерал повелительным жестом приказал им замолчать и продолжал:
— Молчите, говорю я вам, и слушайте меня! Это — семейное дело, которое подлежит не общественному суду, а лишь суду главы семьи. Я — ваша высшая инстанция, я один имею право решить ваше дело и разрешение его с оружием в руках я запрещаю! В вас обоих течет моя кровь, и я не допущу, чтобы вы проливали ее. В качестве главы семьи, в качестве дедушки, я требую от своих внуков беспрекословного повиновения!
В его тоне и манере резче, чем когда-либо, сказалась присущая ему повелительность, все склонявшая перед собой. Действительно, молодые люди не решались возразить что-либо деду, особенно Рауль, который был вне себя от изумления: «В ваших жилах течет моя кровь!», «... От своих внуков!» — да ведь это признание по всей форме!
