Односложное слово так и не было произнесено.
Вместо этого он сошел с ума.
Он начал колотить по внезапно потемневшей двери окровавленными руками, коленями, лицом, всем своим телом, хотя уже успел забыть зачем, успел забыть о том, что хотел раздавить.
Он был буйно помешанным — dementia ргаесох, а не паранойя, — когда его тело освободили от безумия и дали покой, надев на него смирительную рубашку.
Он был тихо помешанным — паранойя, а не dementia ргаесох, — когда спустя одиннадцать месяцев его освободили из больницы как выздоровевшего.
Дело в том, что паранойя — довольно специфическое заболевание: у него нет физических симптомов, оно проявляется лишь в определенной мании. Шоковая терапия излечила его от буйного помешательства, оставив лишь определенную манию — теперь он считал себя Джорджем Вайном, репортером.
Поскольку врачи клиники думали так же, они не сочли это манией и постановили, что он совершенно вменяем.
Он женился на Клэр; он по-прежнему работает в «Блейд» — на человека по имени Кэндлер. Он продолжает играть в шахматы со своим кузеном, Чарли Дорром. И периодически посещает доктора Ирвинга и доктора Рэндольфа.
Кто из этих людей внутренне улыбается? И что пользы вам это знать?
Это не имеет значения. Разве вы не поняли? Ничто не имеет значения!
Eine Kleine Nachtmusik[74]
Его звали Дули Хенкс, и он был одним из нас — немного параноиком, чуть-чуть шизофреником, в основном же — чудаком с мощной idee fixe. Его навязчивая идея состояла в том, что в один прекрасный день он отыщет звук, который искал всю жизнь. По крайней мере, искал с тех пор, как еще подростком купил кларнет и выучился на нем играть. С того времени прошло уже двадцать лет. Честно говоря, музыкант он был так себе. Все, что у него имелось, — это его кларнет. Кларнет был ему и розгой, и посохом, и метлой, дававшей ему возможность перелетать с континента на континент в поисках звука. Выступая то там, то здесь, он зарабатывал несколько долларов, фунтов, драхм или рублей и отправлялся дальше, пока не кончались деньги. Когда же они кончались, он направлялся в ближайший город — достаточно крупный, чтобы там можно было получить ангажемент на разовое выступление.
Сам он не представлял себе, на что должен походить звук, но не сомневался, что узнает его, как только услышит. Трижды он думал, что нашел его. Первый раз в Австралии, когда услышал манок для буйволов. Потом в Калькутте, это был звук волынки, которым факир заклинал кобру. Последний раз это случилось к западу от Найроби, когда он услышал одновременно смех гиены и львиный рык. Но при повторном прослушивании манка для буйволов оказалось, что это не более чем громкий и неприятный звук. Волынка, купленная у факира за двадцать рупий, звучала голосом кустарной свирели, грубым и хрипловатым, с очень малым диапазоном и отсутствием даже хроматической гаммы. Звуки же, услышанные им в джунглях, в конечном счете, распались просто на львиный рык и на смех гиены и отнюдь не сливались в единый звук.
Вообще-то Дули Хенкс обладал большим и редким талантом, который мог бы дать ему много больше, чем игра на кларнете: он был чрезвычайно одарен в языковом отношении. Знал дюжину языков и на всех говорил свободно и без акцента. Пробыв в стране всего несколько недель, он овладевал ее языком и говорил на нем не хуже, чем местный житель. При этом он никогда не пытался извлечь выгоду из своего дара — просто не хотел этого делать. Каким бы посредственным исполнителем Дули ни был, его любовью оставался кларнет.
В тот период жизни, о котором мы ведем речь, языком, освоенным Дули за три недели, был немецкий. Произошло это в пивном баре в Ганновере, Западная Германия, за время игры в небольшом эстрадном оркестре. И, соответственно, у него в кармане лежали марки.
Пешая прогулка, занявшая весь день — только часть пути на участке продолжительного подъема он предпочел проехать в «фольксвагене», — завершилась привалом на берегу Везера. Дули стоял, окутанный лунным светом, на нем была прогулочная одежда, за спиной — рюкзак с костюмом для выступлений. Футляр с кларнетом был у него в руке; он никогда не доверял инструмент чемодану, когда летал или ехал, и рюкзаку, когда путешествовал пешком.
