— А у ей знакомых нет, она из провинции. А эти-то, что к ней ходят выпить да закусить, рази они к себе позовут, — самая что ни есть мелкая публика: она на ахтерку учится, так это ее товарки да молодые парнишки. Я уж говорила прислуге-то: ваша вон — замужняя и надворного советника жена, что же это она себе другой компании не найдет, акромя нашей, — нехорошо… ну, какой гость вдруг застанет… Нехорошо.
— Конечно, совсем нехорошо: и ей конфуз, и мне неудобно. А ты вот что…
Но Женя не успела окончить: в кухне раздались шаги и женские голоса.
Один голос резко и быстро что-то говорил по-французски с грубыми ошибками и отчаянным произношением:
— Je vous assure c’est trés interessant — la «Психологи» des ces femmes la[8].
Другой голос, низкий, с более правильным произношением, произносит робко:
— Mais si quelq’un nous voit?[9]
— Душечка, будьте выше этого, — отвечает первый голос.
И перед растерянной Женей предстали две женские фигуры.
Та, которой принадлежит резкий голос, — дама лет тридцати пяти, очень худощавая, с длинным, сильно накрашенным лицом и с горой локонов на лбу. На ней пестрый японский киримон, и ее желтая шея торчит из ворота, как ручка контрабаса, на ее груди блестит брошка с фальшивыми камнями.
Другая особа — светлая блондинка, полная, небольшого роста, с бледным и одутловатым лицом, маленьким круглым носиком и красноватыми пятнами вместо бровей.
Она оглядывает комнату с брезгливым любопытством и некоторым страхом. Заметив лампадку перед образом, она еще выше поднимает пятна, заменяющие ей брови.
— Мы к вам, душечка! Вот позвольте вас познакомить: моя подруга по драматическим курсам, дочь генерала, Надежда Ивановна Кир…
— Pas de nous, pas de nons[10]… — со страхом восклицает барышня.
— Bon, bon, ma chère[11]… — успокоительно говорит дама в киримоне. — Надежда Ивановна готовится в оперу: у нее прелестный голос, она учится у нас сценическому искусству!.. А, у вас самовар… Ну, угощайте же нас, душечка.
— Ах, пожалуйста, пожалуйста, — заторопилась Женя, — сейчас, сию минуту налью.
Она захлопотала у самовара и, желая быть любезной хозяйкой, поспешила завести разговор.
— У меня тоже была одна подруга, — обратилась она к блондинке, — на шансонетку училась, так, говорит, очень трудно.
— Да, приходится много упражняться, но я готовлюсь в оперу, это еще труднее, — с некоторым страхом смотрит блондинка на Женю.
— Я очень люблю оперу, только билеты достать трудно.
— У нас с папой абонемент.
— Вы при родителях живете?
— С отцом, моя мать умерла.
— Да? — с сожалением протягивает Женя. — Очень это грустно потерять мамашу. А сестрицы и братцы у вас есть?
— Ну что это за разговор, mesdames! — восклицает дама в киримоне. — Точно мы в гостиной сидим. Я, Евгения Ивановна, pardon, Кузьминишна, я затащила к вам Nadine… я так много рассказывала ей о вас… расскажите нам, душечка, что-нибудь из вашей жизни, из ваших приключений.
— Что же я буду рассказывать? — слегка краснеет Женя. — Какой же интерес вам в моей жизни?
— Дорогая, ваша жизнь полна приключений, случайностей, нам бы хотелось послушать вашу историю, знать ваши чувства, мысли, — это так интересно!
Женя как-то сжимается и довольно сухо произносит:
— Ничего даже нет интересного в моей жизни, да и вон они — барышня, и совсем им этого нечего слушать.
— Душечка, я вас понимаю. Ах, как я вас понимаю, вам приходится выносить столько презрения от этих так называемых «порядочных» женщин, что вы, конечно, не доверяете нам. Женя, позвольте мне называть вас Женей, я столько страдала в жизни, я столько видела гнета, тупости, узкости в женщинах вообще, что я глубоко презираю их. Вы сбросили с себя ярмо женщины, и я протягиваю вам руку! Я широко смотрю на вещи. Я сама ненавижу всякие цепи! Да, я имела достаточно храбрости, чтобы вырваться из провинциального болота, смело сказав: «Я не хочу здесь жить вашей тупой, однообразной жизнью! Мне нет дела до ваших глупых приличий! Я презираю вас!»
Мой муж, родственники — все пришли в ужас!.. Вы думаете, у нас в Загонске меня не считают погибшей женщиной только потому, что я не хочу штопать чулки и стряпать, что я рвусь к жизни и свету, что я ушла на сцену? О, сцена — моя жизнь! Я, как Нора, бросила даже детей! Я всем сказала: «Бросайте в меня грязью, мелкие глупые людишки, но я не изменю своему призванию, я сознаю свой талант…» Вы знаете, когда я играла Нору, мужчины рыдали. Да, я сказала, что не хочу гнета, я бросила мужа — и пошла на сцену!
