— Ну и что же потом было?
— Отчитывали в монастыре, у старца отчитывали: наш-то батюшка отказался — суеверие, говорит.
— Отчитали?
— Отчитали. Как она в себя пришла, так уже ужаснулась! На богомолье ходила и скоромное перестала есть.
— А как же вашу тетку избили-то?
— А это, барышня, было, когда мы замечать стали… Раз и говорит мне брат Никита: «Спрячемся на сеновал, посмотрим…»
— Аннушка, — вошла мама в комнату, — вместо того чтобы болтать глупости, идите лучше в лавку.
Вечером Костя, придя навестить нас, со смехом спросил:
— Ну что, исполнила мой совет?
Я молча показала ему синяки.
Он осмотрел мою руку и, слегка побледнев, пробормотал:
— Странно… след правой руки на правой руке и руки больше твоей… это не ты сама…
— Правда, Костя?
— Да не волнуйся, Елена. При нервных болезнях и не то бывает. Существует такой вид болезни, что появляются раны и из них течет кровь. Эта болезнь носит даже особое название «стигматизм» и в середине века была довольно распространена, да и теперь, хотя очень редко, наблюдается в женских монастырях на Западе.
— Какая же это болезнь?
— Раны, как у распятого Христа. Следы тернового венца на голове, раны от гвоздей на ладонях и на ступнях и от копья под ребром. Появлялась эта болезнь у экзальтированных монахинь, как говорят теперь, на почве истерии. У тебя, как у человека нерелигиозного, она, верно, проявилась в иной форме.
— Я теперь просто-напросто выброшусь из окна, должен же будет сон прекратиться тогда?
Нет-нет, Елена, ты этого не делай. У людей в таких болезнях находили переломы и поранения, которые они наносили себе во сне. Один священник посоветовал женщине, которую, по ее словам, какой-то дух уносил к себе в башню, сброситься с этой башни. Неизвестно, последовала ли она его совету, но ее нашли наутро мертвою. Лучше, если ты хочешь проверить, возьми у него кольцо, только смотри, Елена, не показывай его никому… Тьфу! Какая глупость! Конечно, никакого кольца не будет, и ты успокоишься. Ну, прощай, сестренка, не ссорься со своим духом во избежание синяков.
Три ночи он не целовал меня!..
Он был ласков, приветлив, рассказывал мне много интересного, но… ни одного поцелуя, ни ласки, ни страстного слова…
А сам был прекрасен, так волшебно-прекрасен!
На четвертый день я лежала у его ног и с безумными слезами молила о прощении, и… он простил меня… «Это сон! Это сон! — говорила я. — Но пусть он снится, этот волшебный, чудный сон!»
— Ты стоишь на своем?
— Не будем поднимать этого вопроса. Дай мне кольцо… Я хочу верить, но не могу… я сама хочу верить.
— Возьми, — вдруг протянул он мне кольцо, — но я прошу тебя поверить сразу, не проверять, не показывать другим. Ты сама видишь, как ты пугаешь своих домашних, как ты волнуешься.
— Я не покажу, — тихо сказала я, одевая кольцо на свой палец.
Наутро поднялось целое следствие.
Розу я могла купить и потом позабыть об этом, но кольцо?
Купить я его не могла. Его возили к ювелиру, который сказал, что ему не случалось видеть такого изумруда, и после долгого осмотра он оценил его в несколько тысяч.
Значит, я «бессознательно украла» это кольцо где-нибудь?
Меня повезли к доктору.
Доктор меня пробовал усыпить, надеясь, не скажу ли я что-нибудь под гипнозом.
Но как он ни бился, я не заснула.
Взволнованная, измученная, я начала нервно хохотать ему в лицо и издеваться над его ничтожными знаниями.
— Ухватили хвостики великой науки, — кричала я, — назвали чары гипнозом и думают, что они могут бороться с волей человека, а может быть, духа, стоящего на вершине этого знания!
Я опомнилась. Зачем я это говорю; ведь все они сочтут меня за сумасшедшую.
Но было поздно: мама упала в обморок, окружающие смотрели в сторону, и я поняла, что все решили, что я сошла с ума.
Домой я вернулась мрачная.
Опять я ему не поверила, не послушалась. Я мысленно просила прощения. Я верила, я верила.
Ложась спать, я потребовала, чтобы мне отдали кольцо, я хотела возвратить его, я знала, что Шура заперла его в зеркальный шкаф.
Мне почему-то отказали. Я настаивала, хотела его достать сама — Шура схватила меня за руки.
Тогда я разбила зеркальный шкаф и бросилась на Шуру…
