Антошка и журавли - страница 4

— А как же это можно узнать всё да увидать?

— Учиться надо, — сказал Михайло, — так и узнаешь то, что, может, твоему дедушке с бабушкой и во сне не снилось.

Когда Антошка вошёл в избу, совсем вечерело.

Возвращались с поля мужики и бабы; слышалось мычание коров подгоняемого к деревне стада. Бабушка пошла отворять ворота, чтобы впустить во двор овец и коров. Антошка вышел за ней и сел на завалинке. Показались в деревне и мать с отцом. Первым шёл Карька. Он шагал в гору, покачивая головой, отчего у него на шее поскрипывал хомут. За плугом шла мать. За матерью на Пегашке ехал отец. Антошка, увидавши их, бросился к ним навстречу. Подбежав к матери, он увидел у неё в руке кувшин.

— А ты зачем унесла кувшин? — засмеялся он.

На усталом и покрытом потом и пылью лице матери заиграла улыбка, и она проговорила:

— Так ты дома, а мы думали, тебя журавли унесли.

Отец с напускной суровостью проговорил:

— Хотел тебе с меру яблок на рынке купить, а теперь не куплю, потому избаловался.

— А мне и не нужно. А ты вот что скажи, батя: отдашь ты меня нонче в училище?

— Что тебе там делать?

— Учиться буду.

— А заленишься?

— Нет, ей-богу, нет!

— Ну что ж, только ты нонче лошадей в ночную сведи! — сказал отец, выпрягая лошадь.

— Сведу, обеих сведу! — воскликнул Антошка и бросился помогать отцу собирать сбрую…[11]

Наступило осеннее утро. Восток зарделся зарёю. Ночная темнота сделалась реже, и стало можно разбирать изнедалека различные предметы. В деревне начала отчётливо выделяться полоса дворов из окружавших их деревьев, сараи и овины. С каждой минутой всё кругом делалось виднее и виднее. Звёзды гасли одна за другой, а заря охватывала всё шире и шире восток. Уже легко было отличить красную рябину от побуревшего листа и видеть, что вся земля покрыта точно рассыпанным серебряным порошком — морозом.

День был праздничный, поэтому не слышалось стука цепов с гумен[12], обыкновенно раздававшихся уже в эту пору; не было никакого признака бодрствования— видимо, все ещё спали…

Но это было недолго. Ещё заря не успела перейти из белого цвета в розовый и ночной мрак окончательно рассеяться над землёю, как понемногу началось оживление. На одном дворе стукнули дверью, и послышался голос хозяйки, поднимавшей спавших коров для доения; в другом хлопнула калитка, и худенькая старуха вышла за хворостом в проулок. На краю деревни, у одной из самых заботливых стряпух, блеснул огонёк сквозь окно, и через минуту из трубы показался жидкий столбик серенького дыма, который покрутился по случаю стоявшего затишья во все стороны, рассыпался было книзу, но ненадолго. Мало-помалу столбик окреп, выровнялся и потянулся кверху. В избе затопилась печка.

Ещё через минуту хлопнула калитка у большой, ещё свежей избы степенного крестьянина Макара Павлова, и из неё выскочила баба, и выскочила «не путём»: она была полуодета и босиком. Быстро подбежав под окно соседней избы, она стала немилосердно в него барабанить.

— Кто там? — послышался торопливый оклик из-за окна.

— Соседушки, родные! — завопила баба со слезами в голосе. — Какая беда-то у нас случилась: двух лошадей увели!

В избе послышались тревожные возгласы и возня, видимо, соскакивавших с постели хозяев; вскоре несколько заспанных лиц показались в окнах и раздались восклицания:

— Ну да! Да неужто правда?!

— Ей-богу, правда! О-ох мы, разнесчастные! — завыла баба и, отскочив от соседней избы, побежала опять к себе.

В окнах других изб показались тоже людские головы, посыпались вопросы:

— Что это? О чём она?

— Лошадей увели!

— Батюшки мои!

На крыльцо соседней избы вышел хозяин. Торопливо поглядывая в проулок, он вдруг встревожился, поднял руки, хлопнул ими по бёдрам и прокричал:

— А у нас телегу укатили!

Поднялась суматоха. Народ из ближних дворов повыскакал на улицу, заметался, заволновался, закричал: оказалось, ещё из соседнего сарая была украдена сбруя, два плуга и мешок льняного семени. Беготня, вой, шум поднялись невообразимые. Целых полчаса все были словно угорелые, метались из стороны в сторону, собирались в кучи, опять разбегались; наконец понемногу угомонились, сделались несколько спокойнее и решили, что мешкать нечего, а нужно отправляться в погоню, и чем скорее, тем лучше.