— Скорее всего, она скрылась в Рыбачьем поселке, — предположил капитан.
Туманов ничего не ответил. Он пристально рассматривал мягкую, влажную землю, на которой отпечатались следы женских туфель маленького размера. Туфли были на толстом каблуке. И метки от него остались ясные и сочные.
— Смотрите, — сказал старшина.
Следы вели за трансформаторную будку, к воронке. Бомба здесь разорвалась мощная. Не меньше, чем в полтонны. Яма получилась глубокая. На дне ее мутнело совсем немного воды.
— Дождь лил всю ночь, — сказал Чирков, — а воды в воронке кот наплакал. Странно.
Следы не кончались у края воронки. Наоборот, цепочкой они тянулись к дну ямы и обрывались лишь у большого искореженного листа жести, вероятно сорванного с крыши трансформаторной будки.
Чирков спустился в воронку. Откинул жесть. И, словно подозрительно косясь, черное отверстие, ведущее в глубь земли, предстало перед ним.
— Здесь подземный ход! — крикнул Чирков старшине Туманову.
Старшина поспешно спустился в воронку. Посветили фонариком.
— Каменоломни, — сказал старшина Туманов. — Лет сто назад здесь добывали белый камень. Нас как-то в управлении информировали. И даже показывали несколько входов в районе Нахаловки. Но все они, значит, заканчивались обвалами.
— Надо спуститься, — сказал капитан Чирков и вынул пистолет.
Туманов расстегнул кобуру:
— Разрешите с вами, товарищ капитан?
— Да, нырнем вместе.
При свете фонарика они определили, что глубина не более двух метров. Когда спрыгнули, то оказались в штольне из белого камня. Лишь в месте, где бомба пробила дыру, порода обрушилась и хлюпала под ногами жидкой грязью. Они сразу решили, что идти по штольне в сторону моря не имеет смысла. Резкий спуск за дорогой неизбежно должен был вызвать обвал. Но обвала не случилось, потому что в пяти метрах от воронки штольня заканчивалась тупиком.
Они шли в полный рост. Рядом. Ширина штольни позволяла идти свободно. Она достигала четырех-пяти метров. Пользовались одним фонариком. Чиркова. Фонарик старшины берегли. Вначале силились разобрать следы. Но убедились, что занятие это бесполезное. Ракушечник на дне штольни был сухой и твердый.
— Вот, значит, бомбоубежище. Можно сказать, природное... Докладную записку товарищу Золотухину составлю непременно, — сказал старшина Туманов.
— Неужели не сохранился план этих заброшенных штолен? — спросил Чирков.
— Точно, не сохранился. Уж нам бы показали.
Метров через пятнадцать штольня стала сужаться. Забирать вверх. Но вскоре опять выровнялась, и они оказались в зале, достаточно широком и высоком, чтобы в нем могли поместиться три железнодорожных вагона.
Нужно было ускорить осмотр зала. Решили пользоваться и вторым фонариком. Несмотря на то что стены выглядели сухими и чистыми, воздух в зале отдавал сыростью, затхлостью. Никаких следов пребывания человека обнаружить не удалось. Дальше из зала выходили шесть узких и низких туннелей.
Чирков сказал:
— Шесть туннелей — это много. Нужно возвратиться. Прислать сюда взвод солдат. Прочесать этот лабиринт тщательно и старательно.
Они повернули назад к штольне, которая привела их сюда. Но в это время в зале послышался подозрительный шум и кто-то громко чихнул...
Эксперт подтверждает убийство
В штаб гарнизона пришел милиционер. Часовой остановил его. Сапоги милиционера были в желтой глине, потому что утро было мокрое. И ветер гнал тучи, и солнце появлялось на какие-то минуты, робкое, далекое.
— Куда? — спросил часовой. Спросил недружелюбно, свысока.
— В особый отдел.
— К кому?
— К полковнику Каирову.
— Обожди. Вызову дежурного.
Часовой нажал кнопку. Она была вделана в стену, только гораздо ниже, чем кнопка дверного звонка.
Появился подполковник с красной повязкой на рукаве...
— У меня пакет в особый отдел к полковнику Каирову, — сказал милиционер.
— Пройдемте, — предложил дежурный.
Коридор был плохо освещен и выглядел мрачным. Двери из кабинетов — справа и слева. Лишь далеко впереди, самом конце, узкое окно, заклеенное крест-накрест бумагой.
Возле одной из дверей дежурный останавливается. Стучит.
За дверью — глухо:
— Да-да... Войдите.
— Товарищ полковник, — докладывает дежурный, — к вам из милиции.
