«Смею надеяться, что Вы ошиблись или сознательно обманули меня, написав, что захватите с собой для меня условленную сумму денег и я получу все сразу. Прошу помнить об услуге, которую я оказал вам.
Относительно девицы не беспокойтесь — она глупа и ничего не знает.
Сообщите, когда и куда мне ехать тем способом, как раньше сообщали. Надеюсь уже 30 октября получить от Вас указания. До свидания».
— Ну и гадина! — воскликнул Другов.
— Письмо, конечно, вполне характеризует автора! — сказал Ремизов. — Но оно, к сожалению, не дает нам ничего нового. Мы только узнали, что молодчики собираются улепетнуть и не сошлись в цене. Но об этом можно было бы предполагать и без письма. Правда, здесь упоминается способ сообщения, которым они сносились с Пашкевичем, но в чем он состоит — непонятно.
— Так или иначе, письмо это сослужит нам неплохую службу. Оно сегодня же будет запечатано в новый конверт, на нем появится тот же адрес, и мы отправим его из того же Дзержинского района, предварительно, конечно, сняв копию.
— А как Ольга, она помогла чем‑нибудь следствию? — спросил Другов Ремизова.
— Я допрашивал ее. Но она очень нервничает, и ничего толком сказать не могла. Пашкевич за ней ухаживал, водил в театр, ресторан, говорил, что любит ее, обещал жениться. Встречались они большей частью в кафе или в метро. У него на квартире она была будто бы только два раза. Как она выразилась, он обладал страстным темпераментом и слишком любил ее, а поэтому оставаться с ним наедине она побаивалась. Предложение ей он сделал двенадцатого августа, после того, как узнал, что вы пригласили Ольгу копировать чертежи. Это было на стадионе Динамо. Женитьбу он все откладывал; говорил, что сперва обменяет одну комнату на две или хотя бы на большую площадь, давал объявления в «Справочнике по обмену жилплощади» и в «Вечерней Москве». Расспрашивать ее обо всех ваших делах и открытиях ему не было нужды: она по своему легкомыслию сама рассказывала все, что знала.
В это время в прихожей позвонили.
— Должно быть, шофер вернулся, — сказал Ремизов и стал прощаться. Но в комнату неожиданно вошел Аксенов и, поздоровавшись со всеми, что‑то тихо сказал следователю и передал ему пакет. Ремизов улыбнулся.
— Что? Что такое? Что‑нибудь важное? — посыпались вопросы.
— Четвертого августа в амбулаторию одного подмосковного химического комбината обращался за помощью по поводу ожога правой руки кислотой их старший химик, некто Александр Федорович Лунц. Он сказал, что нечаянно попал рукой в травильный бак с крепкой серной кислотой. Ожог признан легким, так как своевременно были приняты меры. Он попросил бюллетень на пять суток. Ну… что еще… Вот копии его анкеты и фотографическая карточка, на которой, впрочем, абсолютно ничего нельзя разобрать.
Все с интересом стали рассматривать карточку. Но разобрать на ней что‑нибудь действительно было невозможно.
— Вот это снимочек! — усмехнулся Ваня.
— Это специально так сделано, — заметил Ремизов, — фотография обработана каким‑то реагентом с тем, чтобы через некоторое время она выцвела. Ну, нам пора. До завтра.
Ваня, по приглашению Ремизова, должен был явиться в сорок седьмое почтовое отделение ровно в десять часов утра. Там ждал его Аксенов и еще два агента. Но он их узнал не сразу. Аксенов был в форме почтового служащего и сидел за стеклянной перегородкой у стола. Он глазами указал Ване на других агентов: один из них выглядел старичком и сидел на подоконнике вестибюля, уткнувшись в газету; другой, в шинели красноармейца, читал таблицу выигрышей.
Письмо до востребования на имя Сергея Ильича Званцева, посланное вчера вечером, еще не поступило в почтовое отделение. О нем никто и не справлялся.
Ваня хорошо помнил роль, которая выпала на его долю.
— Мы вас просим прийти, — говорил ему накануне Ремизов, — потому что вы видели преступников в лицо. Может статься, что кто‑нибудь из них явится, но не решится спросить письмо. Это часто бывает, если возникают подозрения. Тогда вы укажите нам его. А чтобы вы сами не спугнули их, вам придется изображать электромонтера. Вид у вас подходящий. Можете развинтить один телефон–автомат и возиться в будке целый день. Вам это разрешается. Смотрите через стекло на всех входящих. Когда заметите кого‑нибудь подозрительного, отвернитесь лицом к аппарату и потом, когда тот пройдет, дайте знак товарищу Семенову — он будет стоять с газетой, а сами из будки не выходите… иначе можете спугнуть. Поняли? Имейте также в виду, что мы получили строгое приказание выследить его и не задерживать без крайней необходимости.
