Кэт обнял ее и притянул к себе, прижал ее голову к груди, и Анжелике пришлось замолчать.
— Ты моя бесстрашная жена. Я тебя не отдам, и не надо лишних слов. — Он погладил блестящие волосы, поправил черную ленту. — Мы отсидимся у Черрала, посмотрим, как оно будет дальше…
— У Черрала? — переспросила она, отстраняясь. Кэт улыбнулся своей грустной улыбкой.
— У него. У легкомысленного, беспутного Черрала. И пусть он только попробует не пустить нас на порог! Отсидимся, переждем бурю, а там, я надеюсь, вывернемся. В конце концов, не первый раз, — ободряюще проговорил он и коснулся губами прозрачных колдовских глаз жены.
В самом деле, выворачиваться ему не впервые.
Сейчас, четыре месяца спустя, Кэт не решился бы с уверенностью сказать, кто был виноват в том, что они потеряли Наташу. Вероятно, это больше его вина, раз не нашел вовремя нужных слов, но все же накликала на их дом беду Малышка. Быть может, жестоко так говорить после всего, что произошло — однако каждый в конечном счете получает по заслугам. Впрочем, последнее верно лишь отчасти. Бедняга Делано ничем не заслужил то, что на него обрушилось.
Тот день был днем Эрика Ларсена. «Люцифер» уже месяц, как отдыхал в космопорту Сейробика, к которому был приписан, и вскоре должен был уйти в новый рейс. Экипаж гулял, а Эрик приехал в Серебряный Лайз. Так повелось: один день в конце отпуска он проводил с Анжеликой. Стиснув зубы, Кэт терпел. Во-первых, влюбившийся в чужую жену планеторазведчик страдал, но держался в рамках пристойного. Во-вторых, таких великолепных праздников, какие он устраивал Анжелике, сам Кэт никогда бы не смог себе позволить. Его это безусловно задевало, но он смирялся, потому что не лишать же удовольствия Анжелику ради собственной уязвленной гордости. И наконец… Кэт уверял себя, что, если — альтау есть альтау — если даже Анжелика сорвется и изменит ему, у него достанет сил не устраивать из этого драмы.
Итак, то был день Эрика Ларсена. Кэт с утра отвез и передал ему из рук в руки жену, а после работы поехал домой, взяв с Виктора слово, что тот — вот только быстренько прошвырнется по магазинам и купит женщинам подарки, потому что давно не выпадало праздников и пора что-нибудь дарить просто так — сразу приедет, больше нигде не задерживаясь.
Дом — одинокий, стоявший между пляжем и лесом — был закрыт. Видно, Малышка тоже куда-то укатила. Кэт поставил машину в гараж и уселся на открытой террасе дожидаться кого-нибудь, кто составил бы ему компанию за обедом. Никто не возвращался. Он почти задремал в уютной прохладе, как вдруг на выложенной разноцветными плитками дорожке торопливо зацокали Наташины каблучки. Та самая черноглазая хохотунья, с балкона которой Кэт когда-то проник в квартиру не пришедшей на свидание Анжелики, стремительно шла к дому, встряхивая головой, отчего ее длинные черные волосы взлетали и снова рассыпались по плечам. Кэт улыбнулся. Не красавица, но трогательно миловидная, живая и веселая, Малышка обожала Виктора, забавно и невинно кокетничала с Кэтом и прекрасно ладила с Анжеликой. Прелестное украшение дома и такая же неотъемлемая его часть, как любой из них четверых.
Сейчас она была чем-то расстроена: губы неудержимо вздрагивали, а по щекам бежали слезы, которые она смахивала ладошкой. Кэт поднялся с дивана, но не сошел с террасы, и Наташа, еще на дорожке в залитом вечерним солнцем саду, его не видела. Взбегая по ступенькам, она вдруг нагнулась, обеими руками схватила подол платья — алого, которое Анжелика расшила черными с серебром узорами и подарила ей на годовщину свадьбы, — одним движением стянула его через голову и швырнула в угол. В Кэта.
— Ты что? — изумился он ловя платье.
Наташа ахнула и прикрыла грудь.
— Малыш, что с тобой?
— А то! — выкрикнула она, разглядев, что это Кэт. — Вот то! — Она громко всхлипнула и убежала на свою половину дома.
Кэт выждал несколько минут и постучался в спальню. Наташа не ответила. Он осторожно заглянул и вошел.
— Что на тебя нашло?
Наташа, в черных брюках и голубой рубашке навыпуск, сновала по комнате и решительно бросала одежду в две стоявшие на полу сумки — свою и Виктора.
