Лужица пролитой охотником воды на полу подсыхала. Виктор не был уверен, что удовольствие смочить запекшиеся, опаленные дыханием губы стоит таких мучений, но все равно медленно, сантиметр за сантиметром, полз к ней. Каждое движение, каждый вздох, каждый удар сердца отзывались болью в слабеющем теле, какими-то мгновениями оно делалось легким, как сухой лист, и словно бы начинало покачиваться в воздухе. Тогда он останавливался и пережидал, прижавшись щекой к прохладному покрытию палубы чужого корабля. А затем снова немного продвигался вперед.
Он и сам не знал, зачем это делает. Все могло быть гораздо проще: три выстрела из дезинтегратора наугад, куда-нибудь вниз или вбок, а последний себе в голову, чтоб не мучиться, и больше никаких хлопот. Закусив губу, он приподнялся, оглядел, примериваясь, коридор. Пес его знает, где у пирата самые важные потроха, в какую сторону целиться. Вот если б тот дикий охотник не унес с собой большого деза… А так — что?
Сильные пальцы вдруг сжали руку с оружием, и знакомо пахнуло дымком костра. Вздрогнув, Виктор уронил голову и снизу вверх посмотрел на возвратившегося киано. Охотник сидел рядом на коленях, одной рукой крепко стиснув ему запястье, другая лежала на рукояти ножа, и дезинтегратор по-прежнему торчал у него за поясом. Желто-зеленые глаза блестели, темное, не по возрасту суровое лицо дрогнуло в нежданной усмешке. Тей легко отнял второй дезинтегратор и отложил в сторону, а Виктор вдруг ощутил, что, кроме дыма, от дикого охотника пахнет… вином! Хорошим, дорогим десертным вином.
— Ты где налакался, бродяга? — не то спросил, не то подумал он.
Охотник опять усмехнулся. Человек не боится; Эрик тоже не испугался, когда открыл глаза и увидел Тея. Он все сразу понял — и кто такой Тей, и откуда он взялся, и почему ушла та страшная головная боль, от которой он, Эрик, стонал и метался на постели у себя в каюте. Он понял, что Охотник явился заплатить долг, и был благодарен, вот только вздумал было отнять оружие, но Тей не позволил — ему было стыдно, что унес чужую вещь, и он хотел отдать ее обратно. Эрик смирился и угостил Гея вином и еще какой-то дрянью, которую Тей есть не стал, зато вина напился вволю. Эрик очень смеялся, но Гей. не совсем понял почему. А теперь он здесь, чтобы вернуть чужаку оружие. Он вынул из-за пояса дезинтегратор, положил его рядом с маленьким и поднялся.
Уходишь? — молча спросил Виктор. Безо всякого упрека, с грустью, точно так же, как чуть раньше спрашивал Эрик. Тей почувствовал себя виноватым: он забыл о том, что гласит Закон милосердия. Отодвинув носком сапога оба дезинтегратора подальше, он сходил в каюту, набрал в горсть воды и, приподняв Виктору голову, поднес ладонь к его губам.
Всполошившаяся от неловкого движения боль в левом боку оглушила обоих, человека и киано, однако Виктор, выпил все до капли. Тей сам чуть не застонал, когда укладывал его обратно. Мудрый древний Закон выживания вдруг утратил свою непреложность и показался чем-то неясным и необязательным. О звезда Тей, ведь у чужака лицо, как у Эрика — так неужели Охотник ему не поможет?
Враз решившись, Тей потянул ворот Викторова защитного костюма, и прозрачный скафандр легко разошелся на груди. Тей не стал снимать его совсем, чтобы не пугать и не мучить человека понапрасну, а положил обе ладони ему на бок, на разорванную селезенку, и принялся врачевать, как это умеет любой из Охотников-киано.
Через одежду Виктор ощущал легкое покалывающее тепло от рук пропахшего костром чужака с вертикальными кошачьими зрачками, и острые режущие боли стали затихать и наконец уснули совсем. Он почувствовал невероятное облегчение — и разом невероятную слабость. А Тей еще долго сидел над ним, перемещая ладони по разбитому телу, и на застывшем лице его блестели капельки пота. Не в силах удержаться, Виктор несколько раз открывал глаза и изучающе смотрел на него, однако охотник творил какое-то великое таинство, и любопытствовать было неловко.
Наконец Тей закончил. Руки его стали холодны и слабы, как у старика, и вялые — такие руки не смогли бы сжать грозный охотничий нож. О звезда Тей, как это трудно, как тяжело — помочь одному человеку, а затем прогнать смерть от другого. Он обессилено привалился к переборке рядом с Виктором. Что ж ты наделал, Охотник Тей?
