— Добрый день, добрый день.
Он быстро преодолел те несколько метров, которые отделяли нас: синие хлопковые брюки и рубашка, вельветовая куртка застегнута до шеи, лоснящиеся темные волосы почти полностью закрыты беретом, глаза стального синего огня. Он поинтересовался:
— Вы добрались, куда хотели?
— Да, впереди деревня.
— Вы знаете это место?
— Нет, но я уверена, что мы могли бы…
— Я еду в Ле Пюи. Приблизительно один час на север. Там у вас будет больше шансов.
— Но мы на Луаре, как мне объяснили…
— Тебе все правильно объяснили, крошка. Только она течет через половину Франции. Здесь опасно. У вас есть документы?
— Да.
— Вы — евреи?
— Нет.
К этому времени Амандина слезла с багажника и встала рядом со мной, на ее лбу след от шляпы Филиппа, глаза круглые и черные. Заинтригованная новой ситуацией и желая понравиться джентльмену, она поинтересовалась у меня:
— Ты уверена, что мы не евреи?
— Абсолютно.
Посмотрев на меня, потом на Амандину, опять на меня, человек продолжил:
— Верю, хотя если вы евреи, я мог бы отвезти вас в тайное убежище.
— Мы действительно ни от чего не бежим. Только пытаемся возвратиться домой.
— Куда?
— В Реймс.
Как женщина из Авиньона, он рассмеялся. И смеялся так долго и со вкусом, что Амандина начала вторить, потом подключилась и я.
— Обожаю французских женщин, в каждой из вас течет кровь святой Жанны. На севере бошей больше, чем в самой Германии. Вы что, не слышали, что французы покидают Реймс? Четверть миллиона в прошлом году, а теперь по три-четыре тысячи ежедневно.
— Но мы идем не в город, а в маленькую деревню в сельской местности. Моя семья не уедет. Они там.
Вытерев лицо рукавом куртки, он сказал:
— Вся красота ситуации в том, что вы, возможно, правы, они не ушли, если породили такую дочь. Где вы планируете пересечь линию?
Я смотрела на него, понимая, что он подразумевает линию границы, которая отделяет оккупированный север от незанятого юга, но, так как я собиралась беспокоиться о пересечении не раньше, чем мы туда доберемся, то опустила голову и пожала плечами.
— Документы у нас в порядке, так что какая разница, где переходить?
— Разница в том, что никакие законы охранниками не соблюдаются. Нет твердых правил, кто должен быть задержан, а кто может пройти, кого угонят в лес и там расстреляют. Все это зависит от того, на какого боша нарветесь. Есть пункты лучшие, чем другие.
— Я не могу беспокоиться об этом сегодня. Линия все еще далеко. Я должна думать, где мы будем спать вечером.
— Конечно.
Он вытер рот, как будто пытался стереть невольно вылетевшие слова, задумчиво посмотрел на меня и, почти уговаривая, произнес:
— Поехали со мной. Я доставлю вас в Ле Пюи к ужину. И я знаю, где вы сможете найти все, в чем нуждаетесь. Кроме того, там красиво, городок расположен высоко на плато, и есть странноприимный дом при церкви, и ставни на окнах, и чечевица на столе. Ваша дорога длинна, война еще дольше.
И как будто Обрака, и Ле Пюи, и чечевицы не было достаточно, потому что следующим утром он послал к нам свою дочь.
Конечно, я не знала, что она его дочь, кто она вообще, когда она что-то шепнула женщине, стоявшей в очереди с карточками позади нас, и скользнула перед нею. Маленькая, худенькая сутулящаяся девушка в длинном, свободном платье, черных сабо с деревянными подошвами на крошечных ногах, гладкие темные волосы подстрижены в форме шлема, ей не могло быть больше семнадцати, показалось мне. Поздоровавшись со мной кивком, все свое внимание она сосредоточила на Амандине, хваля ее клетчатую блузочку и красивые глаза. Девочка, в ответ, изучала ее. Когда подошла наша очередь войти в магазин, она посмотрела на меня и сказала:
— На площади дю Пло есть бар, называется «Анис». Я буду там приблизительно через час.
И как если бы она все сказала, что хотела, все решила и согласовала, девушка вышла из очереди и быстро пошла прочь.
Когда мы нашли ее, она уже сидела за маленьким барным столиком. Помахав рукой, чтобы мы присоединялись к ней, она заговорила тихо и быстро:
— Если хотите, я могу довезти вас до окрестностей Виши. Завтра. В моем грузовике найдется место для вас и ваших вещей. Может, это вам поможет.
