К этому времени он дошел до своего дома на краю кладбища, взбежал по ступеням и скрылся в своем кабинете. Священник был рад, что сумел добраться до этого убежища, не выдав себя миру ни одной из странных нечестивых выходок, к которым постоянно склонялся в течение своего пути. Он вошел в привычную комнату и оглянулся на книги, окна, камин, гобеленовое утешение на стенах с тем же ощущением странности, что преследовало его во время прогулки от лесной ложбины в город и дальше. Здесь он обучался и писал, здесь проводил посты и бдения, доводя себя до полусмерти, здесь пытался молиться, здесь выдержал сотни тысяч мук! Здесь была Библия на пышном древнееврейском, которым говорили с ним Моисей и Пророки, и глас Божий звучал в их словах.
Здесь на столе, рядом с чернильницей и пером, лежала незаконченная проповедь, прерванная на середине фразы, где мысль прекратила изливаться на бумагу два дня назад. Он знал, что сам, истощенный священник с бледными щеками, проживал и записывал слова Выборной проповеди! Но теперь он словно стоял в стороне, глядя на себя прежнего с презрительной жалостью и почти завистливым любопытством. Тот, прежний, исчез. Другой человек вернулся из леса – более мудрый, наделенный знанием скрытых тайн, которого никогда не смогла бы достигнуть простота предшественника! И сколь же горьким оказалось это знание!
Погруженный в эти размышления, священник услышал стук в дверь кабинета и сказал «Входите!», не исключая мысли о том, что на пороге может возникнуть злой дух. Так и было! Вошел старый Роджер Чиллингворc. Священник побледнел и потерял дар речи, одной рукой схватившись за еврейскую библию, а другую прижав к сердцу.
– С возвращением, добрый сэр, – поприветствовал его лекарь. – Как поживает ваш благочестивый друг, проповедник Элиот? Но мне кажется, добрый сэр, что вы выглядите бледным, словно путь по лесной глуши оказался для вас слишком трудным. Не нужна ли вам моя помощь, чтобы сердце и силы позволили вам прочитать свою Выборную проповедь?
– Нет, думаю, нет, – ответил преподобный мистер Диммсдэйл. – Моя прогулка, встреча со святым проповедником и вольный воздух, которым я дышал, пошли мне на пользу после долгого заточения в кабинете. Я думаю, что больше не нуждаюсь в ваших снадобьях, мой добрый лекарь, хотя они хороши и предложены мне рукой моего друга.
Все это время Роджер Чиллингворc смотрел на священника с бесстрастной проницательностью, свойственной врачу, наблюдающему пациента. Но несмотря на внешнее бесстрастие, последний был почти уверен, что старик знает или, по крайней мере, обоснованно подозревает о состоявшемся разговоре с Эстер Принн. А значит, он знал и о том, что священник уже не считает его доверенным другом, в глазах преподобного он превратился в злейшего врага. При избытке таких знаний было бы естественно, если бы хоть часть их нашла свое выражение. И все же странно, сколько времени порой должно пройти, прежде чем вещи будут оформлены в слова; и с какой осторожностью два человека, решившие избегать какой-то темы, могут подходить к самой ее грани и вновь отступать, не коснувшись ее. А потому священник не опасался, что Роджер Чиллингворc укажет или выразит словами реальность положения, в котором они действительно оказались. И точно так же врач своими темными путями продолжал опасливо кружить вокруг секрета.
– Не было бы лучше, – сказал он, – воспользоваться сегодня моими скудными умениями? Поистине, добрый сэр, нам стоит приложить немало усилий, чтоб дать вам силы и бодрость для завтрашней проповеди о выборах. Люди ждут от вас великих слов, понимая, что на следующий год их пастор может покинуть их.
– И отойти в мир иной, – ответил священник с блаженным смирением. – Лучший, если на то будет воля Небес, потому что я едва ли могу представить, что сумею вести за собой паству еще один год! Но что касается ваших лекарств, добрый сэр, то в нынешнем моем состоянии я в них не нуждаюсь.
– Рад это слышать, – ответил лекарь. – Возможно, мои лекарства, так долго напрасно предлагаемые, наконец-то начали давать должный эффект. Если бы я действительно смог исцелять, то был бы счастлив и искренне принимал заслуженную благодарность Новой Англии!
