Хепизба пригласила юную гостью присесть и сама опустилась на ближайший стул, глядя на стройную фигурку Фиби так пристально, словно намеревалась разглядеть ее самые тайные мотивы.
– Кузина Фиби, – сказала она наконец, – я действительно не вижу возможности вас здесь оставить.
Эти слова, однако, не содержали враждебной грубости, как могло показаться читателю, поскольку две родственницы, поговорив перед сном, достигли определенной степени взаимопонимания. Хепизба знала достаточно, чтобы понять обстоятельства (ставшие следствием второго брака матери юной девушки), которые заставили Фиби искать для себя новый дом. И верно понимала характер Фиби, в котором преобладала живая активность – одна из самых ценных черт истинной уроженки Новой Англии, – подталкивавшая Фиби вперед, искать, если можно так выразиться, свое счастье, но при этом сохраняя как самоуважение, так и попытки достичь всей возможной для себя пользы. Будучи близкой родственницей Хепизбы, Фиби, вполне естественно, отправилась к ней, но не думая просить о протекции, а лишь с визитом на пару недель, которые можно было бы продлевать бесконечно, если то будет в радость обеим.
А потому на резкое замечание Хепизбы Фиби ответила столь же честно, но куда более веселым тоном.
– Дорогая кузина, я не могу сказать, как именно это будет, – сказала она. – Но я думаю, что мы с вами уживемся куда лучше, чем кажется поначалу.
– Ты милая девушка, я это вижу, – продолжила Хепизба. – И, поверь, меня заставляет медлить отнюдь не общение с тобой. Но, Фиби, этот дом – слишком мрачное место для такой молодой девушки. Он пропускает внутрь ветер и дождь, а зимою и снег, на чердак и в верхние комнаты, но никогда не впускает солнечный свет. Что до меня, ты видишь, какой я стала, – унылая и одинокая старая женщина (я сама начинаю звать себя старой, Фиби), чей характер, боюсь, не из лучших и чей дух пребывает в ужасном упадке. Я не могу сделать твою жизнь приятной, кузина Фиби, равно как не могу предоставить тебе пропитание.
– Вы найдете во мне веселую компаньонку, – ответила Фиби, улыбаясь, но с мягкой гордостью. – А хлеб насущный я собираюсь добыть сама. Вы же знаете, меня растили не как Пинчеонов. В деревеньках Новой Англии девушка учится многим вещам.
– Ах! Фиби! – вздохнула Хепизба. – Твои знания едва ли здесь пригодятся! И мне не нравится мысль о том, что ты должна проводить свою юность в подобном месте. Месяц или два – и твои щеки потеряют свой румянец. Посмотри на меня! – Контраст в самом деле был разителен. – Взгляни, как я бледна! Мне кажется, что пыль и гниль старого дома вредят нашим легким.
– Здесь есть сад, а в нем цветы, о которых нужно заботиться, – заметила Фиби. – Я поддержу свое здоровье занятиями на свежем воздухе.
– И, в конце концов, дитя! – воскликнула Хепизба, внезапно поднимаясь, словно с намерением закрыть тему. – Не мне решать, кто может быть гостем или же обитателем старого дома Пинчеонов. Возвращается его хозяин!
– Вы имеете в виду судью Пинчеона? – удивленно спросила Фиби.
– Судью Пинчеона? – со злостью переспросила кузина. – Пока я жива, он не переступит порог этого дома! Нет, нет! Но, Фиби, ты должна видеть лицо того, о ком я тебе говорю.
Она отправилась за уже упомянутой нами миниатюрой и вскоре вернулась, сжимая ее в руке. Отдав портрет Фиби, она сощурилась, с некоторой ревностью наблюдая за восхищением, которое вызвала у девушки эта картина.
– Как ты находишь его лицо? – спросила Хепизба.
– Оно прекрасно! Он так красив! – восхищенно ответила Фиби. – Он так красив, как только может, как должен быть красив мужчина. И у него немного детское выражение – но не ребяческое, – которое буквально сразу располагает к нему! В его жизни, наверное, не было страданий. Любой был бы готов на многое, лишь бы избавить его от печалей. Кто это, кузина Хепизба?
– Ты когда-нибудь слышала, – шепнула кузина, наклоняясь к ней, – о Клиффорде Пинчеоне?
– Никогда. Я думала, Пинчеонов уже не осталось, помимо нас и нашего кузена Джеффри, – ответила Фиби. – И все же, кажется, я слышала имя Клиффорда Пинчеона. Да! Мой отец или мама упоминали его, но разве он не умер давным-давно?
