Всё он обо мне знает. Но молчит, хотя умеет разговаривать.
Когда я ухожу из дому, он садится на телефон и названивает. В основном — подружкам. И иначе как объяснить мне тот факт, что телефон мой в моё отсутствие всегда занят. Сколько уж раз проверял. Наберу номер, а в ответ: пи–пи–пи…
«Треугольный роман» — не правда ли, оригинальное название?!
Из разговоров на улице:
— «Производство рекламных роликов!» На каждом шагу эта вывеска!
— А совсем недавно безо всякой рекламы здесь процветало производство кроликов.
В саду работает мужчина средних лет. Когда он выпрямился, чтобы утереть пот, Семивёрстов узнал его. Это был тот самый — настойчивый гость: человек с негроидными чертами лица — Муст.
В довольно запущенном саду с корявыми сливами и абрикосами было несколько свежих персиков, вишен, яблонь и грушевых деревьев.
Толстые губы хозяина нехотя разлепились
— Неужели наш славный Чемпион!? — низким голосом проговорил Муст. Скупая улыбка, однако, казалась вполне приветливой. — Какими судьбами в наших краях?!
— Проезжая мимо, — через силу шутил Семивёрстов, — у меня слетела шляпа.
— К Чину, значит, решили заглянуть. А он у нас пташка ранняя. Я его неделями не вижу. Просыпаюсь, соседа уж нет. Ложусь, а его всё ещё нет.
Муст обернулся и крикнул во двор что–то на своём языке.
Тут же прибежали трое ребятишек. Два близнеца лет пяти — чумазых, в арбузных подтёках по груди и животу. И старший: похоже, начальный школьник. Он принёс кувшин с бузой.
— Пожалуйста, — смущённо прошептал он — такой же губастый, как папаша.
Близнецы, разделяя чувства брата, сунули пальцы в нос.
— Вот они, потомки, — отрекомендовал сыновей Муст.
— Трое — это похвально. — Семивёрстов вежливо отпил из кувшина.
— Это далеко не всё, на что я способен, — повёл бровью Муст. — Сынов у меня ещё пятеро плюс две дочери. Все постарше этих. Кто учится, кто — как говорится — по отрубам пошёл. И четверо уже свои семьи имеют.
— Это очень правильно, — задумчиво произнёс Семивёрстов.
— Димка! — Отец потрепал старшего по рыжим вихрам. — Принеси гостю фрукты.
— Спасибо! Я спешу! — попытался было остановить малыша Семивёрстов.
— Последний шанс аборигена — фрукты, — рассмеялся Муст.
Семивёрстову стало не по себе.
Появился Димка с корзинкой, полной абрикосов, слив и прочих даров сада.
— Бери, бери! Из рук ребёнка нельзя отказываться, — радушно настаивал Муст.
И Семивёрстов ещё раз подумал, что аборигены внешне могут быть очень искренними даже, когда смертельно ненавидят.
В землетрясение почва течёт. Уходя из–под ног, она уносит с собой и всё, что есть на ней: растения, камни, другие предметы… Земля меняет шкуру.
Ретроспектива
— В случае чего уходите на кладбище!
— Завернуться в простыни или так? — рассмеялась Ва.
— В городе оставаться не советую, — серьезно настаивал Пиза.
— Хорошо, дядя, — легкомысленно согласилась Ва.
— Слышишь, сестра! — повысил голос Пиза, глядя на спокойную Таму. — Сейчас лето. Можно и на земле, и на лавочке переночевать. На кладбище можно продержаться какое–то время. Заварухи теперь скоротечны.
— Кладбище?! Но там страшно! — испугалась Тама.
— Ничего страшного. Живые всегда страшнее мёртвых. Кладбище — это сад. Кончится хлеб — фруктами можно питаться. Там же тысячи деревьев: абрикосы, груши, яблони…
— Да ты я, вижу, всерьёз! — испугалась Тама.
— А ты как думала! — вспылил Пиза.
Муст — Чину:
— Гроза, удар молнии — неотвратимая страшная сила, брат. Все мы, по сути дела, живём под этой угрозой. Однако живём, не прячась, хотя каждый из нас в любой момент может быть убит. Мы живём и даже забываем об этой опасности. Так будем же и мы непредсказуемы, как гроза!
Свеча имеет ореол, разумеется, когда горит.
И чтобы увидеть его, нужно отдалиться от пламени на некоторое, но не слишком большое, расстояние. Особенно хорошо это видно ночью, или туманным днём.
Муст — Вовс:
— Меня раздражают инородцы. Они вопиюще не такие, как мы. Я понимаю: это плохо, что я так нетерпим. Но что делать. Я у себя дома. Я хочу, чтоб у меня дома было всё так, как мне приятно.
— Ну, чем же они не такие, брат?
— Хотя бы тем, что вопят койотами. Для них подобные возгласы стали естественным отправлением восторга. Это потому, что они растеряли всё своё и теперь заимствуют что попало, что им кажется модным. Противно!
