Я знал заранее — ей вообще никак не хотелось с этим связываться. Она не собиралась мне помогать. Это дело мое.
Черт побери.
Я вовсе не этим собирался заниматься, когда начинал работать в библиотеке. Я хотел всего лишь присматривать за книгами, поскольку другой библиотекарь с этим уже не справлялся. Он боялся детей, но сейчас, конечно, бесполезно вспоминать о его страхах. У меня тут свои проблемы.
Я зашел гораздо дальше того, чтобы просто принять книгу у этой странной, неловкой, прекрасной девушки. Теперь мне предстояло принять ее тело — оно лежало передо мной, с него следовало снять одежду, чтобы мы смогли соединить наши тела, словно две половинки моста над пропастью.
— Помоги мне, — сказал я.
Она ничего не ответила. Только продолжала смотреть на меня. В ее глазах снова вспыхнула эта голубая молния, но излом ее был спокоен.
— Что мне сделать? — спросила она.
— Привстань, пожалуйста.
— Хорошо.
Она неловко поднялась и села.
— Подними, пожалуйста, руки, — сказал я.
— Все вот так просто, да? — сказала она.
Как бы оно ни называлось, я определенно начал это делать. Гораздо проще было бы любезно принять книгу, а ее саму отправить своей дорогой, но теперь это уже история — или грамматика забытого языка.
— Так нормально? — спросила она и улыбнулась. — Я чувствую себя кассиршей в сан-францисском банке.
— Так хорошо, — ответил я. — Только делай то, что написано на банкноте. — Я начал нежно скатывать с нее свитер. Он проскользил по ее животу, перевалил через груди, чуть-чуть зацепившись за одну, поэтому пришлось вытянуть руку и помочь ему, затем в свитере исчезли шея и лицо, а потом появились снова — свитер уже спадал с кончиков ее пальцев.
Выглядела она неимоверно. Я мог бы зависнуть очень надолго, но двинулся дальше — выхода не было. Теперь целью всей моей жизни было снять с нее лифчик.
— Я чувствую себя ребенком, — сказала она. Она отвернулась от меня чуть в сторону, чтобы я достал у нее на спине застежку бюстгальтера. Несколько мгновений с нею пришлось повозиться. С бюстгальтерами мне никогда не везло.
— Тебе помочь? — спросила она.
— Не надо, я справлюсь, — сказал я. — Может пройти несколько дней, но я справлюсь. Не падай духом. Сейчас-сейчас… АГА!
Вайда расхохоталась.
Ей совершенно не нужен был лифчик. Ее груди остались там же, где и были, когда он покинул их, словно лишняя крыша дома, и попал в компанию к свитеру. Та кучка одежды далась мне тяжело. Каждый предмет в ней был выигран в странной войне.
Соски оказались маленькими и очень нежного оттенка по сравнению с полнотой и размахом грудей. Еще одно несоответствие, дверью навешенное на Вайду.
Тут мы одновременно бросили взгляд на ее сапоги — длинные, черные и кожаные, точно у ее ног сгрудилась туча зверья.
— Я сниму с тебя сапоги, — сказал я.
С вершиной было покончено — пришло время заняться подножьем. У девушек слишком много разных частей.
Я стащил с нее сапоги, а потом и носки. Мне нравилось, как мои руки текут по ее ногам, словно вода по ручью. Милее гальки, чем пальчики у нее на ногах, я никогда не видел.
— Встань, пожалуйста, — сказал я. Мы набрали приличную скорость. Она неловко поднялась на ноги, и я расстегнул на ней юбку. Потом по бедрам спустил ее на пол, и она переступила через нее, а я положил юбку на кучу остальных побед.
Перед тем, как снять с нее трусики, я посмотрел ей в лицо. Оно было спокойно, и хотя в глазах по-прежнему мелькали голубые молнии, взгляд по краям оставался мягким и нежным, и края эти становились все шире.
Я снял с нее трусики. Дело сделано. Вайда — без одежды, обнаженная, прямо передо мной.
— Видишь? — сказала она. — Это не я. Я не здесь. — Она вся вытянулась ко мне и обвила руками мою шею. — Но я постараюсь быть здесь для тебя, господин библиотекарь.
