— Триста двадцать девять гиней, — похвастался капитан.
— У меня никогда не было часов, — сказал Шарп.
— Это не часы, мистер Шарп, — раздраженно заметил Кромвель, — а хронометр. Чудо науки. Сомневаюсь, что с тех пор, как мы покинули Англию, его погрешность составила более двух секунд. Этот прибор, мистер Шарп, показывает, где мы находимся. — Капитан сдул пылинку с циферблата, постучал по барометру и аккуратно закрыл шкаф. — В отличие от вас я берегу свои сокровища, мистер Шарп.
Шарп не ответил, и капитан жестом велел ему присесть в единственное кресло:
— Садитесь, мистер Шарп. Вас не удивляет мое имя?
Шарп неловко опустился в кресло.
— Имя? — Он пожал плечами. — Довольно необычное, сэр.
— Избранное[1], — промолвил Кромвель и невесело рассмеялся. — Мои родители, мистер Шарп, были ревностными христианами и нашли его в Библии: «Ибо ты народ святый у Господа, Бога твоего, и тебя избрал Господь, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле». Второзаконие, глава четырнадцатая, стих второй. Непросто жить с таким именем, мистер Шарп. Из-за имени мне изрядно доставалось! — с негодованием воскликнул капитан.
Шарп, притулившийся на краешке кресла, про себя удивился: кому могло прийти в голову подшучивать над таким громогласным и взрывным человеком, как капитан Пекьюлиа Кромвель?
Капитан уселся на койку, положил локти на стол и заглянул Шарпу в глаза.
— Меня посвятили Создателю, мистер Шарп, и тем обрекли на одинокую жизнь. Лишили возможности получить настоящее образование. Сверстники отправлялись в Оксфорд и Кембридж, а меня отослали в море, чтобы избавить от земных искушений. Однако я занялся самообразованием, мистер Шарп. Читая книги, — капитан показал рукой на книжные полки, — я открыл, что на самом деле у меня счастливое имя. Да-да, мистер Шарп, я избранный. Таково мое глубочайшее убеждение. — Капитан печально покачал головой. — Вокруг я вижу людей образованных, разумных, но, главное, не мыслящих себя вне общества. Однако никто из них не способен на великие дела. Одиночество — лишь в нем заключено истинное величие! — Кромвель поморщился, словно на его плечи давило слишком тяжкое бремя. — Думаю, вы тоже человек избранный, — продолжил капитан. — Фортуна высоко вознесла вас, подняв с самых низов. И поэтому, — тут Кромвель подался вперед и наставил палец на Шарпа, — вам тоже суждено жить в одиночестве.
— Я никогда не испытывал недостатка в друзьях. — Шарп ощущал неловкость от этого странного разговора.
— Доверяйте только себе, мистер Шарп, — воскликнул Кромвель, словно не заметив возражения, — ибо больше никому на свете верить нельзя! Избранные — такие, как мы, — обречены издали взирать на обычных, не особенных людей. Однако ныне я прошу вас отбросить недоверчивость, мистер Шарп. Я требую, чтобы вы доверились мне!
— В чем, сэр?
Заслышав скрежет штуртроса, капитан взглянул на компас и продолжил:
— Корабль — это особый мирок, мистер Шарп, и я поставлен управлять им. На этом судне я — сам Господь Бог и волен казнить и миловать. Однако я не стремлюсь к власти, мистер Шарп. Моя цель — порядок. Порядок! — Капитан с силой стукнул рукой по столу. — И на моем корабле я не потерплю воровства!
Шарп возмущенно выпрямился:
— Воровства? Что вы имеете…
— Нет! — перебил Кромвель. — Разумеется, я вас ни в чем не обвиняю. Но кража непременно свершится, если вы и дальше будете выставлять свои сокровища напоказ!
Шарп улыбнулся:
— Я простой прапорщик, сэр. Вы сами сказали, что я поднялся из самых низов. Откуда взяться сокровищам?
— Тогда ответьте, что блестит в швах вашего мундира?
Шарп не ответил. Его трофеи были зашиты в швы камзола и пояса, запрятаны в носках сапог. Однако в последнее время камни действительно стали просвечивать сквозь ветхую красную ткань.
— Да будет вам известно, матросы — зоркие ребята, мистер Шарп! — рявкнул капитан. Раздался орудийный залп, и Кромвель сморщился, словно грохот помешал его раздумьям. — Матросы — зоркие ребята, — повторил он, — а у меня хватает мозгов, чтобы сообразить, где прячут свои трофеи простые солдаты. К тому же вы никогда не снимаете мундира. Однажды ночью, мистер Шарп, когда вы отправитесь в гальюн или просто решите подышать воздухом на палубе, какой-нибудь излишне зоркий матрос подкрадется сзади, проломит вам череп и столкнет за борт! — Капитан улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы, затем коснулся одного из пистолетов на столе. — А если сейчас я пристрелю вас, оберу и выброшу за борт, кто станет опровергать мою правдивую историю о том, что вы напали первым?