По версии следствия, в организации определенно состояли 33 арестованных. В военную организацию «союза» входили 16 бывших офицеров, работавших в учреждениях АН. Она якобы должна была выступить во время интервенции. Если бывшие «товарищи по оружию» из кутеповского РОВСа действительно высадятся на Черноморском или Балтийском берегу, почему бы не присоединиться к ним? Главой «академической военки» ОГПУ назначило зятя академика Платонова Н. Измайлова (по «академическому делу» его все же не стали расстреливать). Он был наиболее удобной для следствия связью между академиками и недовольными военспецами. Но были и другие связи. Консервативная интеллигенция активно общалась с консервативными офицерами. Учитывая «дело военных» 1930–1931 гг., контакты академиков и офицеров могли показаться особенно опасными. Опыт белого движения убедительно показал, что в случае падения коммунистического режима страна не примет диктатуры офицеров. Иное дело — коалиционное правительство, состоящее из известных ученых и опытных хозяйственников, которые придерживаются разных политических взглядов (от консервативно-либеральных, как академики, до социалистических, как участники других групп). Лучшие шансы в условиях грядущей революции получат те силы, которые будут располагать вооруженной поддержкой.
Приговор академикам и их подельникам был вынесен 8 августа 1931 г. Академиков ждало самое мягкое наказание — 5 лет ссылки. А вот военные участники академического кружка, обсуждавшие вопросы истории России с либеральных и монархических позиций, будут отправлены в тюрьму. Шестерых бывших офицеров по приговору 10 мая 1931 г. расстреляли.
По признанию академика Е. Тарле, один из участников их бесед говорил, что «диктатором мог быть Брусилов, популярный человек и вместе с тем не какой-нибудь эмигрант, не знающий происходящих изменений в психологии военных масс»[75]. Это было до смерти генерала в 1926 г. Поскольку другого популярного генерала царского призыва в СССР не было, офицеры могли переориентироваться на либеральных интеллектуалов. Самого Тарле, по версии обвиняемых по делу Промпартии, прочили на место министра иностранных дел. Но он, как и академик-монархист С. Платонов, отделался ссылкой. Странно: и Громан, и Рамзин, и Тарле сотрудничали со следствием, а какие разные судьбы. Но это объяснимо: Громан представлял опасность для режима сам по себе — как носитель знаний и идей. Он, равно как и Кондратьев с Чаяновым, оказывал воздействие на правое крыло компартии. Идеи Рамзина и Тарле не могли быть приняты послереволюционными массами или новой правящей элитой, и поэтому они были безопасны. При условии, если старая правящая элита не имеет вооруженной поддержки в армии.
Из показаний интеллектуалов следовало, что такая поддержка есть. В августе 1930 г. были произведены массовые аресты военных специалистов, бывших царских офицеров. Операция по ликвидации старого офицерства была названа «Весна», так как в кругах внепартийной, в том числе военной, интеллигенции ходили слухи о том, что весной 1930 или 1931 г. будет интервенция, и происходили обсуждения, что делать в этом случае. Репрессировали более 10 000 человек. Это был своего рода «удар по площадям». Подозревая, что в офицерской среде зреет заговор, ОГПУ и руководство страны снова не стали разбираться в деталях, а вырезали целый социальный слой. Были арестованы бывшие генералы М. Бонч-Бруевич (в 1931 г. отпущен с миром), А. Свечин, А. Снесарев, А. Секретарев и др.
«Дутый» характер некоторых дел был очевиден даже следователям. Но в ряде случаев удалось найти вещественные доказательства и получить правдоподобные показания. Так, офицеры продолжали собираться на вечера, посвященные их боевому братству в дореволюционные годы, хранили дореволюционную и белогвардейскую форму и символику (включая даже полковые знамена). До 1926 г. вечера георгиевских кавалеров возглавлял сам генерал Брусилов. В этих показаниях нет «тенденции следствия» — как потенциальный военный диктатор покойный генерал не был выгоден следствию.
На встречах георгиевских кавалеров Брусилов говорил о своей радости, «что, несмотря на то, что волею судеб сейчас служим в Красной Армии, мы все же не забываем старых традиций русского офицерства». Ему ответствовал Снесарев, который говорил, что собравшиеся и дальше не будут «терять друг друга из виду»
