Но в октябре 1929 г. начались аресты. Было арестовано более 100 человек. Были ли репрессии в отношении научных работников вызваны стремлением властей вытеснить старых академиков коммунистами в АН? Разумеется, когда дело набрало обороты и были арестованы академики С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, М. К. Любавский и Н. П. Лихачев, власть не преминула продолжить избрание новых академиков-коммунистов. Но репрессии проводились явно не ради этого. Аресты оставались выборочными. Так, открытый демарш президента АН А. П. Карпинского, протестовавшего против арестов, остался без организационных последствий. После внедрения в АН коммунистической фракции для большевизации науки уже не нужны были аресты — хватало голосования и увольнений.
Поводом для арестов стало «архивное дело». Было обнаружено, что академики хранят акт об отречении Николая II и другие дореволюционные документы без санкции правительства (академики объясняли, что сообщили «наверх», что у них есть эти документы, но не настаивали на их передаче властям). В основе «архивного дела» лежал конфликт старых академиков во главе с С. Платоновым и С. Ольденбургом, с одной стороны, и лидером «красной» исторической науки М. Покровским. Можно ли передавать большевикам ценнейшие исторические документы, или подождать? Саботаж передачи документов Центрархиву и оппозиционные беседы, обостренные недовольством линией властей во время избрания новых академиков, — вот основа, на которой выросло «академическое дело». Власть не мстила за прошлое. Она обнаружила еще один центр оппозиционного общения недовольных интеллектуалов с известными именами.
Трудно отрицать критический характер бесед ученых между собой. В начале следствия Платонов рассказывает следователю о кружках, существовавших в академической среде. Да, есть либералы-демократы и консерваторы-монархисты. Люди не «перековались» за десятилетие. Названия этих интеллектуальных клубов рождены явно не в голове следователей. «Новый Арзамас», например. В беседах со следователем Платонов излагает не идеи следствия, а взгляды консервативного историка. Он указывает на «неподготовленность широких крестьянских масс к социалистическим элементам»[72]. Частные беседы интеллектуалов касались перспектив интервенции и восстановления монархии, к которым собеседники относились по-разному. На то и интеллектуальный клуб, чтобы анализировать разные возможности.
По словам Платонова, ситуация 1928 г. «обостряла политическое настроение членов нашего кружка-организации, создавала иллюзию непрочности соввласти, ее скорого падения и подталкивала нас к скорейшему организационному и политическому оформлению нашего кружка как политической организации»[73]. Для людей, переживших 1905 и 1917 гг., это вполне нормальное поведение. А уж если клуб вступает в контакты с другими подобными кругами (Промпартия, например), то нужно скорее договориться об общей линии на переговорах с партнерами. В феврале 1917 г. кабинет сформировали те известные интеллектуалы, которые быстрее договорились.
Интересно, что следствие, которое вроде бы фальсифицировало дело от начала до конца, действительно проверяло показания. Так, Е. Тарле, намеченному вроде бы Промпартией в министры иностранных дел, предъявили для опознания фотографии Рамзина. Кандидат в министры выбрал фотографии, «не имевшие с Рамзиным ни малейшего сходства»[74]. Но если о коалиции договариваются подпольные группы, все лидеры могут и не знать друг друга лично.
По версии следствия, клуб, действовавший в АН, оформился во «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России». Откуда возникло это название. Придумал следователь? Но следствие искало монархический заговор. «Возрождение свободной России» — либеральный лозунг, не предполагающий реставрации монархии. Источник названия, как и в других «делах» 1929–1931 гг., — беседы оппозиционно настроенных интеллигентов, которые обсуждали возможность политического оформления своих групп, если власть всерьез зашатается. Название в этом деле — важнее программы. Это квинтэссенция программы, визитная карточка в переговорах с партнерами и, если это будет возможно, — в агитации.
