Глава седьмая
Война под Гроховиски
Ночь была темной и холодной. Армия брела по проселочным дорогам, колонна за колонной, по два-три человека в ряд, образуя длинную кишку, которая то и дело разрывалась, останавливалась, ждала, пока вытащат из грязи перевернувшуюся телегу и процессия тронется снова. Лучины и факелы, которые должны были освещать дорогу, только сгущали темноту, увеличивая опасность. Враг уже третий день не давал передохнуть. Небольшие казачьи отряды, преследовавшие повстанцев, расположились в долине вместе с лошадьми и разожгли костры.
— Стоп! Стоп! — закричали со всех сторон.
— Что еще? — Солдат переложил ружье с одного плеча на другое.
— Кто их знает?
— Ночь!
— Если враг сейчас нападет…
— Нас всех заберут в плен.
— Я с утра не ел.
— И я тоже.
— Еле держусь на ногах, братцы.
— А ты сними пока ружье, будет легче.
Они стояли пять, десять минут. Руки и ноги отяжелели и словно существовали отдельно от тела. Солдаты опирались друг на друга, дремали стоя, и, когда враг во сне начинал преследовать солдата, он вздрагивал, радовался, что оказался среди своих, и спрашивал:
— Что мы стоим?
— А я откуда знаю?
— Говорят, крестьяне, которые показывали дорогу, сбежали.
— Что же будет?
— Пошлют в деревню за другими.
— Здесь бы и заночевали!
— И дали бы миску похлебки. — Кто-то сглотнул слюну.
Солдаты с револьверами в руках вели двух перепуганных крестьян, приговаривая:
— Попробуете сбежать, расстреляем!
— Вы же свои, не москали, зачем нам бежать? — оправдывался низкорослый крестьянин.
— Знаем мы вас!
Армия снова отправилась в путь. Стало еще темнее, сосед не видел соседа, и, если кто-то выходил из строя, он с трудом возвращался назад.
— Как вы идете? — кричал один солдат на другого.
— Как стадо коров!
— Поднимите выше косы!
— Вы нам головы отрежете!
— Выше!
— Выше, черт побери!
— Отпустите поводья, — раздалась команда, — лошадь по запаху найдет дорогу, не заблудится.
— Грязи все больше!
— Болотистая местность.
— Куда нас завели?
— Как диких кабанов.
— Живыми бы выбраться!
Налетел влажный резкий ветер и принес с собой колючий снег с дождем. В сонных глазах загорелись огоньки — отражение костров, у которых грелись казаки с их лошадьми. Страха больше не было, солдаты шли как во сне. Они дремали на ходу, ветер обжигал усталые лица и уносился с волчьим воем в голые поля.
— Деревня, деревня, — разнеслось от солдата к солдату, хотя из-за дождя и снега ничего не было видно.
Солдаты замедлили шаг, и колонна остановилась у подворья, светлые окна которого дышали теплом.
— Пригласили бы нас на стаканчик чая! — сказал Вержбицкий Мордхе.
— Я бы не отказался, — криво усмехнулся Мордхе.
Штабные поднялись по каменным ступеням веранды, где их встретили мужчины и женщины, в окнах стало светлее.
Дождь хлестал, холод пробирал до костей. Солдаты стояли пятнадцать минут, двадцать, полчаса. В освещенных окнах подворья зазывно мерцали огоньки, шептали, что штабные сидят в теплых комнатах за накрытыми столами. Голодные глаза горели, солдаты были готовы разломать стены и впиться слюнявыми ртами в мягкие тела полных женщин.
— Что мы тут стоим? — оскалил зубы один.
— В пути согреемся!
— Пойдемте!
— Сами едят жареных уток, а ты, бедный солдат, мокни под дождем, как тряпка!
— Камень в окно сейчас бы в самый раз!
— Тоже мне, начальство!
— Мы что, собаки?
— А наш полковник здесь! — крикнул Вержбицкий.
— И граф Комаровский тоже!
— И полковник Чаховский!
— Если солдат голоден и промок под дождем, начальство не имеет права гулять с женщинами!
