Фон Хакелнберг снова затрубил в свой рог — раздался короткий, высокий и властный звук, и прежде чем он отзвучал, я услышал ответ на этот сигнал. Это был тот же самый ужасный кошачий концерт, который я слышал утром, но теперь в нем звучала пронзительная похотливая нота, а может быть, так кричат от голода; визг и крики, раздававшиеся из-за второй решетки, становились все ближе и ближе, и я различал в них жутковатый подголосок получеловеческого лепета. Он был громче и настойчивей, чем утром, этот высокий злобный визг, столь расстроивший нервы Доктора.
Решетка поднялась с лязгом, и в яму выпрыгнуло штук двадцать крупных животных. Это были гепарды (во всяком случае я поначалу принял их за гепардов), они скакали так резво, что казалось, бегали на задних лапах. Но еще до того, как я разобрался в том, что это вовсе не животные, раздался дикий хохот Графа и мне стало понятно, что он замышлял, откладывая на потом распутные утехи своих дряблотелых и совсем не мужественных гостей. Прекрасные пятнистые шкуры, лоснящиеся в свете факелов, обтягивали бока, спины и круглые груди молодых женщин, так точно подобранных по размеру, возрасту и пропорциям, что, должно быть, их отбирали тонкие ценители и знатоки на всех существующих в Великом Рейхе фермах по разведению рабов. Это были сильные, хорошо сложенные женщины, без капли лишнего жира, но пышущие здоровьем и в такой хорошей форме, что мягкие изгибы их конечностей и тел вызывали восторг, который рождается лишь при виде редкостной женской красоты, и в то же время игра мускулов, бегающих под их блестящей загорелой кожей, пробуждала во мне нечто, отличное от восхищения и благоговения — нет, в конечном счете это был страх перед силой, звериной силой, способной вырваться внезапно и скрытой в этих очаровательных женственных формах. В состоянии покоя они могли бы стать натурщицами для скульптора, создающего образ идеальной женственности, но когда они запрыгнули на арену и стали носиться по ней с такой скоростью, что взгляду трудно было уследить за ними, в них не было ничего человеческого: благодаря какому-то дьявольскому искусству селекции и дрессировки женщины превращались в огромных, гибких, быстрых и опасных «кошек».
Их головы и шеи плотно облегали шлемы из пятнистой шкуры и аккуратными закругленными ушами леопарда, но овал лица оставался ничем не прикрыт, и на каждом лице, когда его освещал свет, я видел уродливую усмешку; в полуоткрытом красном рту блестели большие белые зубы, а в глазах сверкал тусклый огонь настоящего безумия. Их визг и скулеж напоминал теперь вой сумасшедшего, а неразборчивый лепет казался мне безумной скороговоркой душевнобольного. Я вспомнил, что говорил мне Доктор о немых рабах, и догадался, что этих женщин тоже подвергли хирургической операции.
Облегающие меховые куртки укрывали их плечи, руки и грудь, доходя до нижних ребер; они заканчивались прямо над ягодицами мысиком, с которого свисал покрытый короткой шерстью хвост. На ногах у них были своего рода высокие мокасины из той же самой пятнистой шкуры. Но от одной детали в их костюме трудно было отвести взгляд — это странные перчатки, которыми заканчивались облегающие рукава. В них поблескивал металл, и как бы трудно мне ни было следить за руками этих тварей, бегавших и прыгавших по арене, я сумел разглядеть, что у каждой из них к рукам прикреплена пара странных приспособлений с крючками, которые я видел в комнате егеря. Представь себе четыре изогнутых стальных полоски, прикрепленных к какой-то гибкой основе, и еще одну полоску сбоку, а все вместе они сделаны по образу и подобию человеческой руки, но каждая полоска к тому же снабжена пустотелым стальным когтем леопарда, в который входит последний сустав каждого пальца, и все это крепко-накрепко привязывается ремешками к кисти, к тыльной стороне ладони и к каждому пальцу. Я понял, что сталь должна была быть упругой, потому что они вполне могли сжать кулак, а при беге часто ненадолго становились на четвереньки, касаясь земли костяшками пальцев, и когда одна из них пробегала неподалеку от меня, я ясно слышал легкое постукивание стальных когтей.
