– Это борцовский костюм. Я пробовал заниматься борьбой.
– Хорошо, что я при том не присутствовала.
В цокольном этаже хранились и все альбомы семейных фотографий, позволявших Джорджи увидеть ее мужа буквально с первых дней его жизни. Она выбрала самый большой, украшенный цветочным орнаментом, и разложила на коленях.
– Если ты когда-нибудь станешь президентом Соединенных Штатов, историки наградят твою маму за ее героические усилия. Это же настоящая фотолетопись.
– Единственный ребенок, – пожал плечами Нил. – Мама хотела запечатлеть чуть ли не каждый месяц моей жизни.
С первых страниц на Джорджи смотрел крепенький здоровый малыш. В два года он глядел на мир широко открытыми глазами, хотя и без привычной детской улыбки. В пять лет его взгляд оставался таким же искренним, но был уже более осмысленным. В начальных классах Нил напоминал маленького хоббита: копна нечесаных волос, футболка, наполовину заправленная в красно-коричневые расклешенные брюки. Подростком Нил фотографировался, предпочитая разворачивать плечи и слегка расставлять ноги. Ростом он не вышел, но чувствовалось: этот мальчишка умеет постоять за себя. И наконец, снимки выпускного класса. Там Нил уже был больше похож на сидящего рядом с Джорджи. Широкоплечий, уверенный в себе. И упрямый. С места не сдвинешь.
Джорджи с интересом листала страницы альбома, а Нил теребил ее волосы. Он все это видел, и не раз.
Перелистав страницу, она увидела нарядно одетого Нила вместе с Дон. Похоже, они собирались на какой-то школьный бал. Прямо парочка из видео Джона Кугара Мелленкампа[47].
– И все-таки… – сказал Нил.
– Что «все-таки»? – спросила Джорджи, разглаживая полиэтиленовый конверт, в который была вложена фотография Нила и Дон.
– Он был твоим отцом.
Джорджи подняла голову, посмотрев на Нила, сидевшего рядом с ней. Двадцатипятилетнего. Чуть рыхлее, чем он был в средней школе. Более спокойного. Готового целовать ее постоянно, по поводу и без повода.
– Ну и что?
– Мне не понять, как ты могла не поехать на похороны своего отца.
– Я не чувствовала, что этот человек – мой отец. – (Нил ждал дальнейших объяснений.) – Мама всегда говорила, что он был на ней женат десять минут. Он никогда не жил с нами. Не приходил в гости. Когда мне было четыре года, он уехал из Лос-Анджелеса.
– И ты не скучала по нему?
– Скучать можно по тому, кого знаешь.
– А тебе не было грустно, что у тебя нет отца? Ты не завидовала одноклассницам?
Джорджи пожала плечами:
– Да вроде бы нет. Если ты спрашиваешь, чувствовала ли я себя ущербной? Нет, не чувствовала. Кстати, не все мои одноклассницы были в восторге от своих отцов. Знаешь, можно прекрасно жить и без отца.
– Это фундаментально ошибочное утверждение.
– Ты ведь понимаешь, что́ я имела в виду.
Джорджи склонилась над альбомом. Несколько страниц были заполнены выпускными фотографиями Нила. По его хмурому выражению лица чувствовалось, что ему надоела восемнадцатилетняя «фототирания» со стороны матери. Почти на каждом снимке был и его отец. Графтон-старший выглядел куда спокойнее, нежели сын.
– Нет, я совсем не понимаю, что́ ты имела в виду.
Джорджи перевернула страницу:
– Все замечательно, когда у тебя есть не просто отец, а хороший отец. Но отцы не являются необходимостью.
Нил даже отодвинулся от нее:
– Отцы абсолютно необходимы.
– А вот и нет, – улыбнулась Джорджи, придвигаясь к нему. – У меня не было, и, как видишь, я не пропала.
Нил смотрел на нее так, словно это он был ее отцом и она хлестала его словами.
– Если у тебя не было отца, это еще не значит, что ты в нем не нуждалась.
– Но я действительно в нем не нуждалась. Я выросла без отца, и это никак на мне не сказалось.
– Сказалось.
– В чем?
– Не знаю, – покачал головой Нил.
– Где же твоя привычка рассуждать рационально?
– Просто со мной еще никто не спорил на такую тему. Никто не говорил, что отцы не являются необходимостью. Я не представляю, как бы я жил без своего отца.
– Не представляешь, поскольку он всегда был рядом. А иначе твоей матери пришлось бы заполнить эту брешь. Матери обычно так и делают.
– Джорджи, у тебя извращенные представления. – Нил убрал руки с ее плеч.
