Пусть в девяносто восьмом она еще так не думала. Впоследствии она убедилась, что это так. Иначе просто не могло быть.
– Ты – вся моя жизнь, – добавила она.
Нил шумно выдохнул. Джорджи представляла, как он сейчас качает головой, моргает и стискивает зубы.
– Пожалуйста, не ревнуй меня к Сету, – прошептала она.
Нил молчал.
Джорджи ждала.
– Если ты обещаешь, что не дашь мне поводов ревновать, – наконец сказал Нил, – и таких поводов не будет никогда, я не стану тебя ревновать.
– Обещаю: у тебя никогда не будет поводов для ревности.
– Хорошо, – уже решительнее произнес Нил. – Хорошо. Ловлю тебя на слове.
– Спасибо.
– И ты тоже можешь поймать меня на слове. Джорджи, я никогда не любил Дон. Она мне просто нравилась, и не более того. Если бы ты вдруг бросила меня, твой уход разбил бы мне сердце, но я ни за что не вернулся бы к Дон. Мне теперь есть с чем сравнивать.
– Значит, если бы мы вдруг расстались, ты бы стал искать ту, которая лучше, чем Дон? Наверное, после твоих слов я должна чувствовать себя увереннее?
– Ты меня измочалила из-за Дон. Наверное, это улучшит твое самочувствие.
– Нил, я бы измочалила тебя из-за любой другой девчонки.
– Верю. – Теперь его голос звучал громче. Наверное, он держал микрофон трубки возле самого рта. – Ты можешь. Но у тебя нет поводов ревновать меня ни к кому. Особенно к Дон. Договорились?
– Договорились.
– И давай больше этого не делать.
– Чего?
– Изводить друг друга ревностью и прочими дерьмовыми штучками.
– Тебе это легче, чем мне, – сказала Джорджи.
– Почему?
– Потому что ты прав. Сет хуже, чем бывший парень. Сет из моей жизни никуда не денется.
– Значит, у меня все-таки есть повод ревновать тебя к Сету?
– Нет.
– Тогда не буду. Тема закрыта.
Джорджи стала расспрашивать Нила о железнодорожной полиции. Она чувствовала, что ему хочется поговорить об этом.
Оказалось, он всерьез подумывал о такой работе. В девяносто восьмом Джорджи и не догадывалась.
Она старалась только слушать, ни единым словом не намекая, что осуществление его замысла означало бы крутой поворот в ее карьере. Прежде всего, это означало бы ее переезд в Омаху. А Джорджи даже мысленно не допускала переезда в Омаху.
Она собиралась работать на телевидении. Нил об этом знал. А телевидение означало Лос-Анджелес.
В глубине души ее нынешнюю, тридцатисемилетнюю, подмывало рассказать ему об этом.
Ты не будешь работать в железнодорожной полиции. Мы останемся в Калифорнии. Ты терпеть не можешь этот штат, однако выращиваешь авокадо. Значит, не все так уж мрачно.
Тебе нравится наш дом. Ты его сам выбирал. Ты говорил, что он напоминает тебе родительский дом. Холмы вокруг, высокие потолки и только одна ванная.
Мы живем близко от океана. Достаточно близко, и это не вызывает у тебя ненависти, как раньше. Иногда мне кажется, что он тебе даже нравится. Ты любишь меня вблизи океана. И девочек. Ты говоришь, он делает нас красивее: румянит нам щеки и закручивает волосы в локоны.
И еще, Нил: если ты не вернешься ко мне, ты так и не увидишь, каким прекрасным отцом ты стал.
И если ты женишься не на мне, а найдешь себе кого-то лучше меня, у тебя будут совсем другие дети. Не Элис и Нуми. Возможно, я и не во всем тебе подхожу, но они для тебя идеальные дочери.
Вас трое. Трое. Это я иногда ощущаю себя чуждым элементом.
В воскресенье ты всегда позволяешь мне поспать подольше. Я просыпаюсь – тебя нет рядом. Ты уже на заднем дворе. Твои колени перепачканы землей, а девочки бегают вокруг, словно электроны по своим идеальным орбитам. Ты сам заплетаешь им косички и разрешаешь надевать все, что только взбредет в их взбалмошные головки. Ты безропотно позволил Элис посадить «коктейльно-фруктовое дерево», а Нуми – попробовать на вкус бабочку. Внешне девочки похожи на меня: такие же кругленькие и светловолосые, но ты у них стоишь на первом месте.
Ты сделал нам стол для пикников.
Ты научился печь хлеб.
Ты расписал фресками все стены дома, выходящие на запад.
И все это очень даже неплохо. Клянусь тебе.
Возможно, семьдесят или восемьдесят процентов твоего времени проходит без осознания, насколько ты счастлив. Но так у тебя могло бы быть и с другой женой. И даже когда тебе грустно, даже когда во сне ты отодвигаешься от меня, мне думается, ты все равно счастлив. У тебя есть основания чувствовать себя счастливым. Честное слово, есть.
